Освоение

Самая первая и самая продолжительная эпоха в истории человечества – палеолит или древнекаменный век. Она началась примерно 2,5 млн. лет назад и разделяется на три периода: ранний, средний и поздний.

Однозначно ответить на вопрос, когда древние люди начали заселять территорию нынешней Липецкой области пока не представляется возможным: необходимые для этого археологические материалы пока не выявлены. Но, опираясь на результаты исследований в современных Брянской, Курской областях, в Среднем Поволжье, наиболее вероятно, что произошло это в среднем периоде древнекаменного века, длившемся от 100 до 40 тыс. лет назад и соотносимом с предками современных людей неандертальцами. С большой долей уверенности можно предположить, что в перспективе и на липецкой земле этому будут найдены археологические подтверждения. В то же время имеется целый ряд свидетельств о достаточно хорошей освоенности человеком нашего края в следующую эпоху верхнего или позднего палеолита (40–12 тыс. лет назад).

Поздний палеолит
(40–12 тыс. лет назад)

По геологической периодизации это было время последнего и самого сурового (Валдайского) оледенения, когда территория нашей области входила в зону тундростепи (рис. 1). Климат в целом был достаточно суровым. Для него характерны длинные холодные, хотя и малоснежные, зимы, составляющие до трёх четвертей года. Проживание в условиях приледниковой зоне тундростепи, когда температуры опускались нередко до –40ºС, предопределяло необходимость строительства человеком хорошо утепленных, непромерзаемых жилищ и наличия у него теплой меховой одежды, исключающей обмораживания. Тем не менее, такие условия были вполне комфортными для существования промысловых животных, таких как мамонт, шерстистый носорог, песец, полярная лисица, заяц, которые, благодаря слабому снежному покрытию, и устойчивой, преимущественно солнечной, погоде, легко обеспечивали себя кормом. О богатстве животного мира в то время свидетельствуют многочисленные находки костей (рис. 2). Возможность успешно устраивать на животных загонную и засадную охоту и привлекало сюда наших предков. Рис 1. Карта Валдайского оледенения

Из всех известных археологических памятников этого времени по-прежнему самым значимым остается всемирно известная Гагаринская стоянка, случайно выявленная в 1924 году крестьянином И. В. Антоновым у села Гагарино современного Задонского района. Информация о находке впервые была опубликована в Тамбове известным липецким краеведом М. П. Труновым (рис. 3), а в 1927 и 1929 гг. воронежским археологом С. Н. Замятниным (рис. 4) здесь были проведены археологические раскопки, в ходе которых впервые в СССР выявлены остатки жилища древних охотников (рис. 5). Также большой интерес представляли и обнаруженные здесь же женские статуэтки, фаунистические остатки, свидетельства кремнёвой индустрии. Результаты этих исследований были опубликованы Сергеем Николаевичем в 1934-35 годах на французском и русском языках, соответственно, и вызвали огромный интерес в археологической науке. С этого времени материалы Гагаринской стоянки прочно вошли в мировое палеолитоведение и стали широко использоваться для разработки таких вопросов как палеолитическое жилище, периодизация палеолита, выделение локальных культур, палеолитическое искусство и других. Рис. 2. Кости мамонта, выявленные в черте г. Липецка Рис 3. Трунов Михаил Павлович

Исследования Гагаринской стоянки были продолжены в 1961-69 гг. ленинградским археологом Л. М. Тарасовым (рис. 6). Итогом проведённых под его руководством работ стали результаты повторного изучения останков долговременной верхнепалеолитической постройки, вариант реконструкции которой представлен на рис. 7. В ходе полевых исследований Гагаринской стоянки Л. М. Тарасовым произошло дальнейшее становление комплексного археологического подхода, применяемого для изучения палеолитических древностей, а также была получена серия радиоуглеродных дат, позволившая сделать вывод в том, что люди на этой стоянке жили примерно 22 тыс. лет назад.

В общей сложности Л. М. Тарасовым и С. Н. Замятниным было выявлено 14 вырезанных из бивня мамонта женских статуэток («палеолитических Венер»), из которых 6 целых (рис. 8-10), в том числе – одна двойная (рис. 11), примерно 11 тысяч кремнёвых орудий (рис. 12) и отходов производства. Костяная индустрия представлена более чем 500 орудиями труда (рис. 13), амулетами-украшениями (рис. 14-15) и костями со следами обработки. Рис. 4. Замятнин Сергей Николаевич

И хотя Гагаринская стоянка является на нашей территории пока единственным верхнепалеолитическим памятником мирового значения, весьма частые, пусть и немногочисленные находки характерных для этой эпохи орудий (в первую очередь, кремнёвых) обнаружены и в других местах Липецкой области (к примеру, на стоянке Замятино 14 в Задонском районе) (рис. 16). Такого рода свидетельства дают все основания утверждать, что наш край в это время был достаточно хорошо освоен человеком (рис. 17). Рис. 6. Тарасов Лев Михайлович

Мезолит
(10–7 тыс. до н.э.).

Истоки мезолитической эпохи уходят своими корнями в ледниковый период. Ближе к концу валдайского оледенения (24,0–17,0 тыс. л. н.) уже начинаются изменения, приведшие в конечном итоге к завершению огромной геологической эпохи – плейстоцена и началу геологической современности – голоцена. Но уход ледника – это не одноактный процесс: он растянулся почти на десять тысяч лет и отличался чередованием потеплений и похолоданий. В частности, позднеледниковье (17,0–12,4 тыс. л. н.) характеризуется достаточно холодными и относительно сухими условиями, за ним следуют два потепления бёллинг-аллерёд (12,4–10,9 тыс. л. н.), и последнее плейстоценовое похолодание (10,9–10,2 тыс. л. н.), перерастаемое в ещё одно похолодание, но уже относящееся к началу геологической современности – голоцену (10,2– 8,0 тыс. л. н.)[1].

Потепление и увлажнение климата, ликвидация открытых приледниковых пространств, сокращение привычных охотничьих ресурсов, деградация многолетней мерзлоты обернулись глубочайшим экологическим кризисом.

Для позднепалеолитических охотников экстремальные ландшафтно-климатические условия приледниковой зоны, благодаря, в первую очередь, богатству мамонтовой фауны, являлись вполне комфортными и, напротив, переход к более теплым, влажным условиям, повлекшим резкое сокращение пищевых ресурсов, оказался для них критическим, что и привело, в конечном итоге, к деградации палеолитического общества. Мамонты и шерстистые носороги вымирают, северные олени уходят на север, вслед за холодными, но более привычными климатическими условиями, значительно уменьшаются численность и ареалы обитания бизонов, лошадей, овцебыков, исчезают и навыки загонной охоты. Ледник окончательно растаял примерно к 9 тысячелетию до н.э. Сформировались современные ландшафтные зоны, образовались русла хорошо известных нам рек, сменяется животный и растительный мир.

Такое радикальное изменение окружающей среды и животного мира привели человека к неизвестным ранее формам адаптации, в ходе которых он вынужден был приспосабливаться к новым испытаниям, оказавшись перед необходимостью поиска иных источников жизнеобеспечения. Для этого он опирается, с одной стороны, на навыки изготовления и использования кремнёвых орудий, приобретённые в предшествующую эпоху, а с другой, совершенствует ассортимент охотничьего вооружения, всё более активнее применяя копьеметалки, луки, силки, капканы, развивая способы индивидуальной охоты на животных, обитавших поодиночке или мелкими группами – лосей, оленей, косуль, зайцев, лисиц. В частности, получает широкое распространение охота скрадыванием (скрытное приближение к объектам добычи), также значительно активизируется и совершенствуется охота на птиц, развивается рыболовство, возрастает роль собирательства.

Сложившиеся обстоятельства провоцируют распад больших родовых коллективов: новые природные условия диктуют, чтобы численность их, как это подтверждается археологическими и этнографическими свидетельствами, не превышала 25-30 человек. Такой коллектив был оптимальным для мобильного перемещения с места на место с целью поиска новых охотничьих угодий. Как уже было отмечено, в создавшихся условиях резко возросла роль индивидуальных охотничьих средств: лука и стрел, разного рода силков, ловушек, капканов, рыболовных крючков (рис. 18), наконечников дротиков, копий, гарпунов (рис. 19-20), начало изобретению которых было положено в эпоху палеолита.

В южной части Восточной Европы, включая территорию и липецкого края, получила широкое распространение так называемая вкладышевая или составная техника, применяемая при изготовлении вооружения для охоты на средних и мелких животных. В качестве вкладышей использовались мелкие кремневые и кварцитовые пластинки, их сечения и обломки, нередко имеющие форму геометрических трапеций, сегментов, параллелограммов, треугольников (рис. 21-23). Но при этом активно использовались и более крупные орудия (рис. 24).

Меняются и традиции домостроения. В эпоху мезолита на смену капитальным палеолитическим жилищам приходят недолговременные постройки бродячих охотников, которые вынуждены были часто оставлять их и передвигаться в поисках новых мест обитания или водопоя нестадных животных. Исключением явились те племена, которые в качестве ведущей хозяйственной специализации избрали рыболовство, так как не было необходимости в миграциях. Но, как уже было отмечено, кроме охоты и рыболовства дополнительный объем продуктов питания для человека давало собирательство, игравшее важную, а иногда и основную, роль в жизнеобеспечении пищевыми ресурсами.

Эффективность новых приемов охоты значительно повысило одомашнивание и начало использования на охоте собаки. История приручения ее уходит вглубь палеолитической эпохи. В частности, на Алтае такие свидетельства датируются 32 тыс. л. н. Есть предположение, что одомашнивание собак могло начаться из-за того, что они сами тяготели к человеческим коллективам, оставляющих достаточно много пищевых отходов от разделки мамонтовой фауны.

Особенно возросла потребность в использовании поисковых навыков собак в эпоху мезолита, когда охота стала индивидуальной. Прирученные собаки предоставили человеку много преимуществ: она могла защищать его от хищников и врагов, тащить сани и грузы, обеспечивать тепло в холодную погоду, а в особо кризисные времена даже стать для него пищей.

Таким образом, глубокий экономический кризис, вызванный радикальным изменением природно-климатических условий рубежа плейстоцена-голоцена, был успешно преодолён, а наличие на сопредельных территориях коллективных грунтовых могильников длительного накопления свидетельствует о формировании устойчивой идеологии и об окончательном оформлении племенной организации.

Больший интерес для изучения мезолитической эпохи в пределах Липецкой области с позиций межкультурных контактов представляют построения В.П. Левенка (рис. 25) по определению ареала распространения культур с микролитическим инвентарём, северную границу которых он проводил по линии Могилёв – Воронеж, а южную, следуя за Г. Чайлдом и другими исследователями, относил далеко на юг – на территорию Северной Африки, откуда они и проникали на более северные территории в виде разновременных волн переселений.

В Липецкой области мезолит начал изучаться лишь в последние полстолетия, и поэтому информация об этой эпохе недостаточна. Можно предполагать наличие здесь в рассматриваемый период сложных этноисторических процессов. Полученные данные позволяют предположить, что формирование верхнедонского мезолитического населения происходило, с одной стороны, под влиянием местных палеолитических племен, с другой – при непосредственном участии населения, пришедшего сюда с территорий, расположенных южнее и восточнее лесостепного Дона.

Мезолитические памятники Верхнего Дона разделяются по топографии на две группы. Первая – это высокорасположенные, вторая – пойменные. Ленинградский археолог В. П. Левенок из мезолита выводил и истоки местных неолитических культур. Он считал, что существование на одной и той же территории пришлой микролитоидной и местной макролитоидной групп постепенно нивелировало их различия и, в конце концов, привело к полной взаимной ассимиляции, совпавшей с исчезновением мезолитической и возникновением качественно новой, неолитической культуры.

К рассмотрению проблемы мезолита в Подонье неоднократно обращался и воронежский ученый А.Т. Синюк в связи с поиском генетических корней среднедонской неолитической культуры. Хронологически ранний слой соотносится с материалами позднемезолитического облика, а более поздний – с первым этапом местного неолита.

В последние десятилетия продолжены исследования по расширению источниковой базы мезолита и неолита липецкого края под руководством А.Н. Бессуднова, Р. В. Смольянинова, А. В. Суркова, А. М. Скоробогатова, И. В. Федюнина. Известными памятниками этой эпохи на территории нашей области являются стоянки на реке Воронеж у сёл Горица и Ссёлки. За последние четыре десятка лет были открыты и исследованы такие памятники как Липецкое Озеро, Каширка 1 и 2, Сырское городище, городище у с. Лавы, Большая Кузьминка, Пионерлагерь «Солнечный», Трубицыно 5 и ряд других (рис. 26).

Все эти изыскания в совокупности с ранее изученным кругом источников существенно расширили возможности для освещения общих закономерностей развития мезолитической и ранненеолитической эпох рассматриваемого региона, а также с позиций оценки влияния на них культурных традиций сопредельных регионов.

 

Неолит
(6–3 тыс. до н.э.)

В эту эпоху в южных географических зонах, в центрах будущих цивилизаций, происходит неолитическая революция, суть которой заключается в переходе к производящему хозяйству. В зоне лесостепи пока не выявлено никаких признаков такого рода процессов. Здесь по-прежнему в основе экономики находится высокоспециализированное присваивающее хозяйство с преобладанием охоты или рыболовства. Собирательство в ряде племен также становится специализированной формой добычи пищевых ресурсов, о чем, в частности, наглядно свидетельствуют выявленные в процессе раскопок ряда липецких стоянок внушительные скопления раковинных створок.

В этот период человек совершенствует свои навыки в производстве каменных орудий, впервые начинает изготавливать глиняную посуду, долблёные лодки-однодеревки. Формируется позднепервобытная родовая община. Остатки неолитических поселений, подобно мезолитическим, находятся обычно вблизи речных русел: на краю первой надпойменной террасы или на дюнных всхолмлениях в пойме, но по площади и мощности культурного слоя они заметно превосходят мезолитические. Иногда неолитические слои непосредственно перекрывают остатки мезолитических поселений, выше располагаются напластования эпохи бронзы и более позднего времени. Интерес к тому или иному месту от глубокой древности до современности предопределяется, в первую очередь, удобством его расположения с позиций проживания и организации хозяйственной деятельности.

В Липецкой области неолит это одна из наиболее представленных эпох камня. К настоящему времени здесь известно более сотни стоянок (рис. 27). Многолетние полевые изыскания памятников этой эпохи в Липецкой области проводились В. П. Левенком и А. Т. Синюком (рис. 27), А. Ю. Клоковым (рис. 28), А. Н. Бессудновым, Р. В. Смольяниновым, И. В. Федюниным. На основании анализа стратиграфии проведённых раскопок и типологии материала выделен ряд культур, самая ранние из которых – елшанская и карамышевская, затем среднедонская с ее характерной накольчатой керамикой (рис. 29:1). Ареал этой культуры охватывает значительную часть бассейна Дона (рис. 30).

В среднем неолите на территорию, занятую ранее среднедонской культурой, с севера, очевидно, в порядке диффузии, проникают племена с ямочно-гребенчатой керамикой, которые определены В. П. Левенком, а вслед за ним А. Т. Синюком, как рязанско-долговская культура (рис. 29:2 и 31), лучше всего представленная в нижних слоях стоянки Долгое в Данковском районе. В позднем неолите продолжалось проникновение северных племен, в результате чего возникла рыбноозерская культура (рис, выделенная по верхнему слою той же Долговской стоянки и по стоянкам Рыбное Озеро I и II в Грязинском районе, посуда которой украшена преимущественно оттисками гребенчатого штампа (рис. 29:4). А. Т. Синюк считает, что носители этих культур не оказали сильного влияния на местное население и постепенно были им ассимилированы.

Одной из самых первых и представительных по выявленной информации была стоянка Долгое. Она находится в Данковском районе, у подножия террасы правого коренного берега, и на значительной части уходит под ординар реки. В культурном слое мощностью более 1 м выделено три горизонта. Нижний и средний содержали остатки эпохи неолита, верхний – энеолита и бронзы. В культурных напластованиях обнаружены скопления створок раковин Anadonta и Unio, кости зубра, тура, благородного оленя, лося, медведя, кабана, бобра, соболя, куницы, тетерева, утки, чирка, сома, щуки и карповых рыб.

В нижнем горизонте найдены четыре крупные раковинные кучи, скопления кремневого сырья и заготовок, скребков, каменная наковальня в окружении массы чешуек кремня, остатки овального в плане жилища размером 11,0х5,0 м с очагами внутри, и захоронением головы медведя. Среди небольшого числа орудий овальные наконечники стрел, подтреугольные ножи, концевые и округлые скребки, пластинки, вкладыши, срединные резцы на отщепах, костяные игловидные наконечники стрел с уплощенным насадом, фрагменты гарпунов, ножи из костей кабана, штампы для нанесения орнамента, а также обломки панцирей черепах, расколотые вдоль, и заглаженные белемниты. Сосуды нижнего горизонта небольшие, остродонные, украшенные по всей поверхности глубокими ямками неправильных очертаний, край венчика орнаментирован короткими косыми насечками. Найдены также крупные толстостенные сосуды с узором из овальных ямок в шахматном порядке.

В среднем горизонте выделяются два яруса. Встречено несколько десятков открытых очагов, один из которых был засыпан охрой. Кремнёвые орудия по-прежнему сделаны из крупных отщепов – это наконечники стрел и дротиков с двусторонней обработкой, иногда ромбовидные, округлые скребки с ретушью на спинке или на конце, резцы, ножи. Среди костяных орудий наконечники стрел, гарпуны, орудия из трубчатых костей со скошенным лезвием и кинжалы, поделки из расколотых клыков кабана, плоские пластинки с отверстиями, подвески из зубов мелких хищников. Также, в большом количестве представлены костяные изделия в материалах стоянки Липецкое Озеро, выявленной и изученной А. Ю. Клоковым (рис. 32-33). Кроме этого, в коллекции много обломков панцирей черепах, на краях немалой части которых оформлены гребенчатые орнаментиры. Представляют интерес кусочки охры и шарики из неё.

Остродонные сосуды орнаментированы ямками разной формы, разделенными поясами косых гребенчатых отпечатков, под венчиком встречаются жемчужины. Для керамики верхнего яруса второго горизонта характерно заглаживание поверхности и геометризация узоров. Долговская стоянка ценна не только обилием, прежде всего, неолитического материала, но и чистотой комплекса, содержащего ямочно-гребенчатую керамику.

Таким образом, для эпохи неолита в Подонье следует отметить наличие сложных этнокультурных связей племен с различным уровнем хозяйственного и культурного развития. А. Т. Синюк выделяет в развитии донского неолита три периода, которые хорошо иллюстрируются материалами памятника Курино 1. Первый период (VI – сер. IV тыс. до н.э.) связан с распространением глиняных остродонных сосудов с накольчатым орнаментом, кремневых и кварцитовых орудий на небольших пластинах. Эта традиция связана с ранним этапом существования среднедонской неолитической культуры. Второй период (сер. IV – сер. III тыс. до н.э.) характеризуется включением в местную среду выходцев из лесной зоны Восточной Европы, привнёсших сюда традицию украшения сосудов ямочно-гребенчатым орнаментом и изготовлением орудий на крупных отщепах. Эти материалы объединены в рязанско-долговскую неолитическую культуру. Третий период (III тыс. до н.э.) знаменуется появлением своеобразия за счет притока очередной волны северного населения, оставившего памятники рыбно-озерской культуры, население которой переживает хронологические рамки неолитической эпохи и существует вплоть до эпохи бронзы. Проникновение в наш регион переселенцев с бассейна Десны маркируется наличием керамики с ромбо-ямочной орнаментацией (рис. 34).

В завершении следует указать, что в настоящее время начало неолита пересматривается в сторону некоторого удревнения, также уточняется и продолжительность каждого из этапов.

Энеолит
(середина IV – начало II тыс. до н.э.)

Основным признаком данной эпохи в местах первых цивилизаций и вблизи горных массивов является появление орудий из меди. Уже самые первые шаги по освоению металла способствуют формированию таких отраслей хозяйства как металлургия и металлообработка. С этого времени в металлоносных районах использование камня в качестве сырья для производства орудий несколько уменьшается. В эпоху энеолита было изобретено колесо и, соответственно, наземные средства передвижения, совершенствуется водный транспорт, благодаря изобретению паруса. Ещё более проявляется обозначившаяся в неолите неравномерность уровня хозяйственного развития в зависимости от географических зон.

Энеолитические материалы в Подонье достаточно хорошо представлены (рис. 35). Переход к новой эпохе, также как и её завершение, происходили неодновременно и неравномерно, что предопределено сложнейшими этнокультурными процессами, обусловленными тем, что в энеолитических культурах были тесно соединены, с одной стороны, традиции пришлых и местных племен, а с другой – предшествующей и последующей эпох, то есть неолита и бронзы. К примеру, в эпоху энеолита ещё продолжало существовать население пережиточно-неолитической рыбноозёрской культуры.

На Верхнем Дону хорошо представлены следующие энеолитические культуры: нижнедонская (рис. 36: 1, 4), репинская (рис. 36: 2, 5 и 37), среднестоговская (рис. 36: 3, 6 и 38). Значительно реже встречены материалы пережившей хронологические рамки энеолита иванобугорской культуры (рис. 39: 1–3)*.

Нижнедонская культура (cередина – вторая половина IV тыс. до н.э.). Племена этой культуры пришли к нам с территории Нижнего Дона. Керамический материал характеризуется наличием остродонных и плоскодонных сосудов с «воротничковым» утолщением по верху и гребенчатым орнаментом. Уклад хозяйства – скотоводческий с коневодческой направленностью.

Cреднестоговская культура (конец IV – сер. III тыс. до н.э.). На Верхнем Дону представлена немногочисленными находками фрагментов глиняных сосудов, орнаментированных гребенчатым штампом (рис. 37). А. Т. Синюк связывает появление этой культуры в лесостепном Подонье с миграцией второй волны коневодов из степной зоны.

Репинская культура (III тыс. до н.э.). Возникла на Среднем Дону как местное явление вследствие преобразования раннеэнеолитической нижнедонской культуры. Для неё характерны округлодонные сосуды с высоким, сильно отогнутым наружу или «желобчатым», реже прямым, горлом, по которому нередко нанесен ряд ямок с внешней или внутренней сторон (рис. 38). В хозяйственном укладе тоже преобладает скотоводство с коневодческой направленностью. В погребении этой культуры у с. Преображеновка Добровского района (рис. 39) Р. В. Смольяниновым впервые для территории Липецкой области выявлено небольшое медное украшение в виде скрученной в трубочку тонкой пластинки.

Иванобугорская культура (вторая половина III – нач. II тыс. до н.э.), носители которой продолжают жить параллельно с населением раннебронзовых культур. Генетической подосновой для возникновения её стали, с одной стороны, переселившиеся поздненеолитические племена Подесенья и Верхней Оки, а с другой, местные племена – носители репинской культуры. Эти факторы нашли отражение и в керамическом производстве: от северных племен сохраняется ромбоямочная орнаментация, а от репинской – характерный «желобчатый» венчик (рис. 40). Северное влияние сказалось и на хозяйственном укладе. В отличие от всех предшествующих культур, А. Т. Синюк отмечает гораздо более сложную структуру экономики, с тесным переплетением производящей и присваивающей форм (прежде всего рыболовства).

В Липецкой области материалы отмеченных выше энеолитических культур выявлены на поселениях Курино 1, Липецкое Озеро, Ксизово 1, 6, Преображеновка и других. И в завершение характеристики этой эпохи хотим особо отметить, что по результатам изучения энеолитического погребения на памятнике Ксизово 6 Задонского района Р. М. Галеевым была сделана реконструкция облика человека (рис. 41).

Эпоха бронзы
(сер. III – нач. I тыс. до н.э.).

Следующим археологическим периодом является эпоха бронзы. Уже в предшествующее энеолитическое время, параллельно с типичными для него культурами, в степях появляются и сосуществуют отдельные племена с абсолютно новыми сырьевыми традициями. В частности, уже в конце энеолита в лесостепной зоне Русской равнины появилась в изделиях или слитках бронза, происходившая с Кавказа, Южного Урала, Карпат. Обозначившиеся металлургические центры позволили Е. Н. Черных выделить два сменяемых друг друга ареала распространения бронзы и изделий из неё: Балкано-Карпатская и расположенная вокруг Чёрного моря Циркумпонтийская металлургические провинции (рис. 42).

В этот период из общей массы охотников и рыболовов выделяются племена, занимающиеся скотоводством и земледелием. Связано это было, вероятно, с оскудением промысловых территорий. Межплеменные конфликты из-за лучших охотничьих угодий приводили к тому, что лишь сильнейший мог претендовать на такие земли, не выдержавший же конкуренции должен был искать другие способы получения жизнеобеспечивающего продукта. Вероятно, именно тогда человек вынужден был переходить к более активному культивированию съедобных растений и разведению домашнего скота. Так или иначе, но подобное межплеменное разделение хозяйственной специализации привело к значительному росту численности населения.

Первые земледельцы эпохи бронзы засевали земли, расположенные, прежде всего, по долинам рек как наиболее плодородные и легкообрабатываемые. Этому имеется много свидетельств в виде поселений, сезонных стоянок, курганов в бассейнах наших основных рек – Дона и Воронежа. Стоит подчеркнуть, что из производящих форм хозяйства основным видом в этот период становится скотоводство.

Весь период развития эпохи бронзы специалистами разделён на три этапа (ранний, средний и поздний) в соответствии со временем существования отдельных культур и, прежде всего, ямной, катакомбной, срубной, которые в начале ХХ в. были выделены по особенностям устройства могильных ям в погребальных комплексах известным археологом В. А. Городцовым. На данный момент в хронологических рамках существования этих культур выявлены и другие этнокультурные образования, особенности которых будут изложены ниже.

Ямная (или древнеямная) культура (середина III – первая четверть II тыс. до н. э.). Распространена преимущественно в южной части лесостепной зоны, где она представлена преимущественно погребениями под курганами. Для керамической посуды характерны сосуды яйцевидной формы с круглым или приострённым дном. В нашем регионе встречены единичные свидетельства выявления керамики этой культуры, что не позволяет пока говорить о данной территории как об ареале расселения ее носителей. Наиболее вероятно, что лишь незначительные влияния степной ямной культуры проникают в энеолитическую среду более северных территорий Верхнего Дона. Находки её выявлены на поселениях и в погребениях у с. Ксизово, в Грязинском и Добровском районах (рис. 43).

В катакомбное время (рубеж III – II тыс. до н.э. – перв. пол. II тыс. до н.э.) существует три культуры: среднедонская катакомбная, воронежская и абашевская.

Среднедонская катакомбная культура (рубеж III–II тыс. – ХV–XIV вв. до н.э.) получила название по встречающемуся приему устройства катакомб и подбоев под стенками погребальных ям. Наша территория в это время заселяется южными племенами катакомбной культуры (поселения Курино 1, Замятино 10,) которые частично вытесняют на северо-восток, частично подчиняют существовавшие на этой территории племена репинской и абашевской культур, под влиянием которых, в свою очередь, возникает местная воронежская культура. Дальнейшее переселение её носителей на север ограничено зоной лесов, и продвижением по ней с запада на восток племен культуры каменных боевых топоров (фатьяновской и балановской), следы которых выявлены на поселениях Елецкое, Буховое 9, (рис. 44) в кургане Волхонские Выселки 1. Племена катакомбной культуры вели комплексное хозяйство, совмещающее охоту, рыболовство, пойменное земледелие и отгонное скотоводство. Они дожили до эпохи поздней бронзы и, судя по орнаментации сосудов, приняли какое-то участие и в формировании срубной культуры.

Характеризуется своеобразием типов сосудов, включая ритуальные «курильницы» с орнаментом из гребенчатого штампа (рис. 45), оттисков шнура, прочерченных линий, нарезок, рельефных налепов и насечек. Разнообразны предметы быта, производства, культа, украшения из бронзы, камня, кости, серебра, пасты.

Погребения совершались под курганами как в ямах, так и в катакомбах. Преобладающий обряд – положение умершего скорченно, на правом боку, с южной ориентировкой. Основная часть выявленных погребений на Верхнем Дону бескурганные, так называемые грунтовые, при этом некоторые умершие погребены не в катакомбах, а в ямах, что служило до недавнего времени основанием отрицать наличие такой формы погребального сооружения в регионе.

В Липецкой области материалы среднедонской катакомбной культуры представлены преимущественно керамической посудой, густо орнаментированной спаренной встречной веревочкой и коротким зубчатым штампом в елочной композиции; венчики профилированы, под краем довольно часто встречается орнаментация в виде встречных ямочных вдавлений (т.н. «жемчужин») (поселения Студёновка 3, Курино 1, Ксизово 1, Даньшино 11, Вертячья Гора 1, Круглянка 1, Малый Мечёк 1, Подгорное 2, 3, 8, Стерляговка 2; Филатовский могильник, курган Волхонские Выселки 1), (рис. 46–50).

Представляет большой интерес выявленное А. С. Желудковым в кургане Волхонские Выселки 1 погребение с явно выраженными следами трепанации черепа, свидетельствующего об умении людей того времени делать сложнейшие операции (рис. 51).

Воронежская культура (третья четверть II тыс. до н.э.) 

Выделена А. Д. Пряхиным и В. И. Бесединым в начале 80-х годов. К настоящему времени известно более 150 памятников: поселений, погребений, отдельных находок, которые распространены на довольно обширной территории лесостепной зоны (бассейн Дона, Верхнего Сейма, Поочья). Преобладающие памятники этой культуры – поселения. Для бассейнов Верхнего и Среднего Дона наблюдаются некоторые различия в их расположении. В частности, если пойменные поселения на Среднем Дону встречаются редко, то на Верхнем – они преобладают. Кроме этого, верхнедонские памятники имеют, как правило, мощный и насыщенный находками культурный слой, более разнообразный по формам и орнаментальным композициям керамический материал.

А. Д. Пряхин и В. И. Беседин относили воронежскую культуру к кругу постшнуровых древностей и генетические корни ее усматривали в общей подоснове с ранним этапом сосницкой культуры в Поднепровье; хронологически же помещают ее между развитым этапом среднедонской катакомбной культуры (по Ю. П. Матвееву) и поздним этапом доно-волжской абашевской культуры (по А. Д. Пряхину), что соответствует по времени середине II тыс. до н. э.

А. Т. Синюк истоки воронежской культуры видел в энеолитической иванобугорской культуре. Рубежом трансформации иванобугорской культуры в воронежскую является, по его мнению, XVII в. до н.э. Происходит этот процесс под воздействием среднедонской катакомбной культуры. Исчезновение воронежской культуры обусловлено противоборством двух других: среднедонской катакомбной и абашевской. Исходя из этой ситуации, А. Т. Синюк предлагал считать воронежскую культуру субкультурой вследствие ее подчинённого, зависимого положения по отношению к носителям среднедонской катакомбной и абашевской культур.

Следует отметить, что керамические серии воронежской культуры в Липецкой области гораздо более яркие и представительные, чем на территориях, расположенных несколько южнее. Целые сосуды и керамические фрагменты, орнаментированные ногтевыми защипами, прочерченными линиями в паркетной композиции; венчики с воротничком под краем с внешней стороны, с косым срезом края наружу (рис. 52) встречены на поселениях Ксизово 1, Малинино 8, Стерляговка 4 и 6, Курино 1, городище у с. Вертячье.

Эпоха среднего бронзового века (перв. пол. – сер. II тыс. до н.э.) знаменуется крупнейшими протогородскими образованиями на Южном Урале (Аркаим – Синташта), которые, кроме того, что они являлись центрами производства изделий из бронзы, послужили ядром этногенеза племен эпохи бронзы Западной Сибири и Восточной Европы (рис.53).

В степях Южного Урала была изобретена боевая колесница – мощное наступательное оружие Древнего мира. Используя их, из этого очага во все стороны растекались хорошо вооруженные племенные группы. Потомки абашевских племен, выдавленных на Урал и в Поволжье катакомбными племенами продвигаются в обратном направлении, сметая на своем пути своих противников. При этом часть из них остается на занятой территории (курган 1 у с. Филатовка Добровского района, поселение Карамышево 2 Грязинского района), часть продолжает движение на юг и доходит по Дону до Северского Донца и далее. Щитковые псалии – важнейший элемент конской упряжи, орнаментированные волной хорошо представлены в погребениях Липецкой области, например, в Филатовском кургане Добровского района (рис. 54: 4–8 и 55). Примечательно, что аналогии им, прежде всего, по особенностям орнаментации обнаружены в наиболее древних шахтовых гробницах Микен.

Собственно абашевская культура выделена на территории Чувашии в 20-е годы прошлого столетия В. Ф. Смолиным. Материалы её в Подонье впервые введены в научный оборот П. Д. Либеровым, а затем более углубленно исследовались А. Д. Пряхиным (рис. 56), выделившем в результате доно-волжскую абашевскую культуру.

В то же время А. Т. Синюк выделил группу протоабашевских памятников, истоки которых усматривал в местной репинской энеолитической культуре, являющейся, в свою очередь, генетическим продолжением нижнедонской. Всё это, по его мнению, свидетельствует в пользу местного (донского), лесостепного происхождения доно-волжской абашевской культуры, вследствие чего и предложил называть донской абашевской, предлагая датировать её появление началом II тыс. до н. э. Таким образом, донская абашевская культура сосуществовала синхронно со среднедонской катакомбной до проникновения на Дон с востока покрово-абашевских и раннесрубных племен. В Подонье она характеризуется сосудами колоколовидной (рис. 57–59), острорёберной (рис. 60) и баночной (рис. 61) форм, как правило, содержащими в тесте примесь толчёной ракушки или органики. В качестве примера единого комплекса абашевской культуры мы приводим часть материалов из Филатовского могильника Добровского района (рис. 62) и Второго Липецкого кургана у с. Ленино (рис. 63–66). Следует отметить, что абашевская культура является самой металлоносной культурой эпохи бронзы лесостепной зоны. Поэтому в погребениях очень часто встречаются своеобразные медные ножи, медные височные подвески, наконечники копий так называемого сейминско-турбинского типа, что указывает на тесную связь абашевской металлургии с Южным Уралом (рис. 66–67).

Форма хозяйства – скотоводство с преобладающей коневодческой направленностью. Особенность абашевской культуры – ее тяготение к лесостепной зоне, где носителями этой культуры и оставлена основная часть подкурганных погребений. Это наблюдение подтвердилось и при раскопках памятников Подонья. Здесь выявлены и изучены как погребальные, так и бытовые комплексы. В частности, интересный материал был получен при исследовании курганов у сс. Введенка и Филатовка Хлевенского и Добровского районов, соответственно. Керамический материал выявлен во время раскопок поселений Ксизово 1, Курино 1 и многих других.

Эпоха позднего бронзового века (2-я половина II тыс. до н. э.) снивелировала культурное разнообразие нашей территории. Племена донской лесостепной срубной культуры вобрали в себя или вытеснили остальные этнокультурные образования и, в свою очередь, явились частью монокультурного единства от Северного Кавказа на юге и верховьев Дона на севере, от Урала на востоке до Днепра на западе; в Зауралье сложилась родственная андроновская культура, занимавшая территорию вплоть до Алтая и ряд других культур (рис. 68).

С изменением климатических условий, происходило колебание водного режима рек, климат становился суше. Зона степи отодвинулась к северу (рис. 68). В этой обстановке срубная культура распалась, население сократилось, произошёл переход от комплексного хозяйства к кочевому скотоводству. На финальном этапе срубной культуры кое-где начали пользоваться новым металлом – железом.

Донская лесостепная срубная культура (середина II – начало I тыс. до н.э.) название получила по обряду захоронения в ямах, обложенных деревянным срубом. Одна из самых богато представленных культур эпохи бронзы в степной и лесостепной зонах Восточной Европы (рис. 69). Погребальный обряд – подкурганный и бескурганный (грунтовый), умерших клали скорченно на левом боку, головой ориентировали на восток или север (рис. 70–71). Бытовые памятники, как правило, долговременные, с мощными культурными напластованиями. Очень часто на поселениях встречаются большие наземные жилища и полуземлянки небольших размеров*.

Сосуды срубной культуры представлены тремя формами: баночной (рис. 72), острорёберной (рис. 73–74) и горшковидной. Достаточно яркую, так называемую геометрическую орнаментацию имеют острорёберные формы, у остальных же она бедна или вообще отсутствует. Имеющийся на баночных и горшковидных формах орнамент нанесён чаще всего по венчику, под его краем или в верхней части сосуда, выполнен чаще всего зубчатым штампом или же прочерчен. Так же, как и в абашевской культуре, хорошо представлены металлические изделия. О развитом производстве бронзы и изделий из него свидетельствует, в частности, находка обломка литейной формы (рис. 75), а также ножа, рыболовных крючков, иглы, шильев, обломков браслетов на поселениях Курино 1 и Курино 4, соответственно (рис. 76).

Хозяйство срубной культуры было земледельческо-скотоводческим с высокоразвитым ремесленным производством, освоившем практически все ландшафты лесостепи.

. Особенностью погребального обряда верхнедонского населения срубной культуры заключается в отсутствии массового, характерного для Среднего Дона, подкурганного обряда захоронения.

В Липецкой области известны следующие памятники донской лесостепной срубной культуры: грунтовое погребение у с. Конь-Колодезь, поселения Курино 1 и 4, Карамышево 2, Рощинский 1, стоянка Сокольская Гремячье, Даньшино, Дмитряшевка, Елец-Маланино, Калино-Дубрава, Маланинские Выселки, Нижняя Колыбелка, Круглянская Балка, Трухачёвка, Отскочное 10 и 12, Старо-Дубовое 1 и 4, Сыновые Выселки, Усть-Ольховка 1 и 2, Фомино-Негачёвка 2, Вертячья Гора 2, Малинино 4, Мечковская Балка 1, Подгорное 4, 5 и 6 и другие*.

Бондарихинская культура (конец II – начало I тыс. до н.э.)

Выделена Б. А. Шрамко, Д. Я. Телегиным и В. А. Ильинской. Название получила по урочищу на Северском Донце. Для бондарихинской культуры характерны сосуды горшковидной формы, вытянутых пропорций, слабо украшенных в верхней части ямочным и прочерченным орнаментом. На Верхнем Дону отдельные фрагменты сосудов встречены на поселении Курино 1. Примечательно, что бондарихинские материалы выявлены в срубной постройке, что говорит о тесных контактах между племенами этих культур. Следует также отметить, что здесь же выявлены материалы нурского этапа бондарихинской культуры, керамика которого выделяется значительно более грубой технологией изготовления и значительным содержанием мелких камешков в тесте.

Ранний железный век
(начало I тыс. до н.э. – IV в. н.э.).

Особенно много на территории области поселений и городищ, относящихся к эпохе раннего железного века. В I тыс. до н.э. эта территория была пограничной между скифоидным населением земледельцев и скотоводов и финно-угорскими племенами – выходцами с лесной зоны, у которых охота и рыболовство еще играло значительную роль. И если у скифоидных племен значительное количество орудий труда и оружия изготавливалось из железа, то у финно-угров еще велика была роль изделий из кости. В начале н.э. сюда приходят южные кочевые племена сармат. От них сохранились курганные могильники, в которых они хоронили своих умерших. Сарматы существовали совместно с оседлым населением вплоть до III века н.э. В раннем железном веке фиксируются плотные торговые связи с древнегреческими городами на берегах Черного моря и с южными кочевниками – скифами и сарматами. В обмен на зерно, шкуры животных, мех, мед, рабов местное население получало импортные товары: посуду, изготовленную на гончарном круге (кувшины, миски), амфоры с вином, металлические украшения, оружие, бусы.

С III века с запада в наш регион начинают проникать раннеславянские (или протославянские) племена. В V- начале VI веков в эпоху великого переселения народов под контролем кочевников гуннов на территории Острой Луки Дона под г. Задонском сформировался крупный торгово-ремесленный и политический центр, куда входили славянское население (возможно, анты) и восточные германцы (готы) и финно-угорское население лесной зоны (бассейн реки Ока). От этого периода сохранились крупные поселки, с остатками построек, хозяйственных сооружений, а также грунтовые могильники.  

В VI-VII века на нашу территорию с запада проникают новые раннеславянские племена, изучены их поселения, где они занимались хозяйственной и ремесленной деятельностью. Изготавливались металлические украшения, поясная гарнитура, в том числе на продажу или обмен. Фиксируются торговые связи с Византийской империей (Крым, Северный Кавказ).     

История изучения археологических памятников раннего железного века в лесостепном Подонье насчитывает более столетия, хотя некоторые из них были известны русским людям гораздо раньше – с XVI–XVII вв. Проводившие обследование Поля русские воеводы и казаки довольно часто обращали внимание на древние городища как на ориентиры и наиболее удобные места организации сторож, строительства стоялых острогов, а позже и городов-крепостей. Первым русским поселенцам они служили надежными географическими ориентирами, особенно при отводе новых земель. Краткие сведения о некоторых городищах Центрального Черноземья содержались в донесениях воевод московскому правительству.

Начало целенаправленного сбора материалов и сведений о памятниках раннего железного века Среднего и Верхнего Подонья относится лишь к последней трети XIX в. Оно связано с активной деятельностью Центрального статистического комитета Русского Археологического общества. С этого же времени помещики все чаще начинают проводить любительские раскопки курганов и собирать коллекции древних вещей, из которых, к сожалению, к настоящему времени сохранились немногие. Это сарматский меч из окрестностей Острогожска и скифский акинак из Задонского уезда, впоследствии переданные в Московский исторический музей, а также скифский акинак из Елецкого уезда.

Помимо сарматских, в конце 20-х годов прошлого века С. Н. Замятнин открыл одно киммерийское погребение у с. Засосенки на Верхнем Дону. При работе над кандидатской диссертацией, посвященной эпохе бронзы Среднего Подонья, ленинградский археолог Г. В. Подгаецкий выделил на некоторых более ранних стоянках керамику, имеющую много общего с материалами дьяковских и других лесных городищ.

Последующее изучение археологических памятников раннего железного века по времени практически совпадает с годами плодотворной работы на территории лесостепного Подонья двух академических экспедиций: Лесостепной Скифской экспедиции ИА АН СССР под руководством П. Д. Либерова, а затем А. И. Пузиковой на Среднем Дону и Верхнедонской экспедиции ЛОИА АН СССР под руководством В. П. Левенка, а позднее – Р. Ф. Ворониной (рис. 77). Благодаря многолетней работе сотрудников этих экспедиций, были заложены основы современной источниковой базы для изучения истории лесостепного Подонья в скифское время.

Параллельно с раскопками П. Д. Либерова на Среднем Дону с конца 50-х годов активно разворачивает свою полевую деятельность Верхнедонская экспедиция под руководством В. П. Левенка. Основное внимание он уделял археологическому исследованию Верхнего Подонья, практически до этого неизвестного археологам. Им были проведены небольшие раскопки на скифском городище у с. Конь-Колодезь в Хлевенском районе. Но главным результатом работ Верхнедонской экспедиции было открытие целого массива поселений городецкой культуры, до этого времени исследователям здесь совсем неизвестной. На некоторых из них (Воргол, Малый Липяг, Перехваль) были заложены небольшие раскопы. На основе изучения полученных материалов В. П. Левенок совместно с В. Г. Мироновым в середине 70-х годов опубликовали статью, положившую начало археологии раннего железного века Верхнего Подонья. Они выделили новый донской вариант протофинноугорской городецкой культуры, включавший тогда 70 поселений.

Кроме городецких поселений Верхнедонская экспедиция в начале 60-х годов ХХ века открыла и провела раскопки на новом типе памятников раннего железного века – Ново-Никольском курганном могильнике, позднее продолженные Р. Ф. Ворониной. В результате этих работ появились первые материалы по истории верхнедонских племен в сарматское время. Однако сделанные ими этнокультурные оценки сейчас нуждаются в существенной корректировке. 

С начала 70-х годов ХХ века Лесостепная Скифская и Верхнедонская экспедиции постепенно сворачивают свои работы на территории лесостепного Подонья. Отходят от активной полевой работы П. Д. Либеров и В. П. Левенок, научные интересы А. И. Пузиковой смещаются в Курское Посеймье. За время многолетних работ этих экспедиций ни в Воронеже, ни в Липецке не были подготовлены кадры местных археологов, способных профессионально продолжить их исследования. Поэтому в 70-е годы в археологическом изучении памятников раннего железного века лесостепного Подонья наблюдается определенный спад, продолжавшийся на Верхнем Дону до конца 70-х, а на Среднем Дону – до середины 80-х годов.

В 1980 г. силами Скифо-Сарматского отряда под руководством А. П. Медведева (рис. 78) был доисследован Ново-Никольский могильник в Данковском районе, где вскрыто еще 25 курганов.

В результате этих работ только за первое пятилетие своей деятельности Скифо-Сарматский отряд исследовал более 130 сарматских погребений – во много раз больше, чем за всю предшествующую историю воронежской археологии. Впервые был получен массовый и разнообразный материал по культуре населения лесостепного Подонья сарматского времени. Итогом его изучения явилась серия статей и монография. В ней выделены основные этапы проникновения сарматов в лесостепное Подонье и характер их контактов с местным лесостепным населением, в результате которых здесь формировалось новое этнокультурное образование, наиболее ярко представленное в материалах верхнедонских могильников II-III вв.

Со второй половины 80-х годов ХХ века позитивные сдвиги намечаются в исследовании городецкой проблематики. Если раньше на верхнедонских памятниках проводились только очень небольшие, по существу, пробные раскопки, то в последнее время некоторые из городецких поселений исследовались широкими площадями, что сразу дало принципиально новые результаты. Из городецких памятников, подвергавшихся раскопкам, следует выделить поселение Студёновка 3 в Добровском районе.

Стоянка Студёновка 3 в среднем течении р. Воронеж была практически полностью раскопана экспедицией Липецкого пединститута. Здесь была выявлена почти исключительно классическая «рогожная» посуда (рис. 79), причем с характерной гладкостенной скифоидной керамикой VI–V вв. до н.э. Впервые на городецком поселении была открыта весьма выразительная серия жилых построек.

Изучение материалов новых памятников позволило поставить вопрос о проникновении в Подонье нескольких волн лесных городецких племен и связать их с природно-климатическими изменениями в начале железного века. Эти же источники свидетельствовали о продвижении в глубинные районы Верхнего Подонья отдельных групп скифоидного населения. В результате появилась реальная возможность оценить на конкретном археологическом материале далеко неоднозначные последствия контактов различных по происхождению и хозяйственно-культурным типам групп верхнедонского населения в VII–V вв. до н.э.

Этнокультурные процессы на Верхнем Дону в последние десятилетия изучались Ю. Д. Разуваевым, выполнившим большую работу по сбору и обработке материалов поселений I тыс. до н.э. Им, а затем И. Е. Бирюковым, Т. В. Сарапулкиной предпринята попытка систематизировать данные по всем городецким памятникам верхнедонского региона.

Современное состояние изучения проблематики раннего железного века невозможно представить без весьма плодотворных результатов археологических разведок 80-х – начала 90-х годов. Это время ознаменовалось значительным подъёмом полевых разведочных работ практически во всех областях изучаемого региона.

В эту эпоху в Липецкой области начинают возводить городища. Они располагаются на высоких мысах, имеют линии укреплений (одну или несколько) системы вал-ров, в некоторых случаях склоны мысов дополнительно эскарпированы. Поселения находятся либо вблизи городищ, занимая первые надпойменные террасы, либо на невысоких мысовых участках. Довольно частыми находками являются глиняные пряслица и грузила, изделия из железа, стеклянные бусины. Керамика (кроме импортной) лепная, в тесте содержит примесь шамота, орнаментирована насечками или защипами по краю венчика.

Эта эпоха представлена большим числом бытовых и погребальных памятников. В лесостепной части Подонья в той или иной степени нашли отражение все сложнейшие этнокультурные и этноисторические процессы, охватившие в этот период всю территорию Евразии. Подтверждением чему могут служить находки, относящиеся к этнически разнородным образованиям.

Кроме того, следует отметить, что в Подонье выявлены переходные материалы от эпохи поздней бронзы к раннему железному веку, которые А. П. Медведев разделяет на две группы. Первая, по его мнению, оставлена потомками местной срубной культуры, вторая – наиболее близка по обряду и инвентарю древнейшим кочевникам Восточной Европы – киммерийцам. Вследствие постоянных перекочевок и краткого хронологического периода существования, все эти группы почти не оставили памятников.

Во время разведочных работ на Верхнем Дону открыты сотни памятников раннего железного века. В результате к середине 90-х годов по степени изученности таких памятников, как поселения, этот район приблизился к давно исследуемому археологами Среднему Подонью. Но, пожалуй, наиболее интересным результатом сплошного обследования этого региона стало выявление представительной серии поселении первых веков н.э. Следует отметить, что оно было подготовлено предшествующими исследованиями керамики сарматского времени, прежде всего сероглиняной, которая сейчас является их основным археологическим индикатором. Поселений этого времени на Верхнем Дону сейчас открыто значительно больше, чем памятников других культур раннего железного века. Очевидно, что в отличие от запустевшего в последние века I тыс. до н.э. Среднего Подонья на Верхнем Дону в I–III вв. н.э. не только сохранялись, но и развивались традиции оседлой жизни. Исследователи хронологический отрезок, связанный с первыми веками нашей эры называют по-разному: А. М. Обломский (рис. 80) – позднеримским временем, а А. П. Медведев – эпохой Древности.

Несколько раньше к исследованию памятников этого времени на Верхнем Дону приступила археологическая экспедиция Липецкого пединститута под руководством А. Н. Бессуднова при активном участии в последние годы А. М. Обломского. Особо нужно выделить раскопки поселений Каширка 2 и Седелки, давшие материал киевской и черняховской культур. Исследование поселений этого типа в Подонье еще только начинается. Во многом остаются неясными вопросы их происхождения и культурной принадлежности. Однако уже не вызывает сомнения их датировка второй четвертью – серединой I тыс. н.э. Хронологически они, видимо, завершают эпоху раннего железного века на Верхнем Дону.  

К скифскому времени (V в. до н.э. – III в. н.э.) в Липецкой области относится большая часть материалов и постройка столбовой конструкции на поселении Курино 1. Основные формы вещей и керамики, орнаментация венчиков сосудов несут в себе ярко выраженные элементы скифской культуры; наличие гладкостенной городецкой посуды и присутствие «рогожного» орнамента на 35% керамики – яркий показатель городецкой культуры. Обнаруженная постройка по форме, размерам, наличию пласта обожженной глины близка постройкам из Студёновки 3 (VI–V вв. до н.э.), однако характеризует уже следующий этап в домостроительстве, связанный с проникновением традиций среднедонской скифской культуры в городецкую среду. Видимо, поселок этого времени находился в контактной зоне существования городецкого и скифоидного населения, где четкие границы между двумя различными этносами отсутствовали. Материалы собственно среднедонской скифской культуры выявлены в Липецкой области только на четырёх городищах: Отскоченском и Конь-Колодезском в Хлевенском районе, Верхне-Казачьем и Каменском – в Задонском. Но в то же время достаточно частыми случайными находками являются короткие скифские мечи-акинаки (рис. 81–82).

Сарматское время (I–III вв. н. э.). В это время на Верхнем Дону (рис. 83) существует этнокультурное образование, представленное курганными и грунтовыми могильниками, городищами и поселениями (рис. 84). Посуда сохраняет традиции как среднедонской скифской культуры, так и сарматской. Кроме того, не исключено влияние пришедшей с Поднепровья позднезарубинецкой культуры. Динамика развития материальной культуры сарматского круга сведена в таблице (рис. 85). Материалы этого времени, учитывая наличие фрагментов светлоглиняных амфор римского времени, круговой красно- и сероглиняной керамики с традициями, характерными для Нижнего Дона и Прикубанья (рис. 86–88), стеклянных бусин (рис. 89–92), железных пряжек, характерного лепного керамического набора. Уникальным является сарматское «княжеское» погребение, изученное воронежскими учёными (рис. 93–94).

Судя по археологическому материалу, в первые века н.э. в Липецкой области обитают различные этнические группы населения: потомки скифов (рис. 95), финно-угорские племена, поздние сарматы. С III в. сюда проникают с Поднепровья носители черняховской и киевской культур (рис. 96–98).

Проникновение первых волн ранних славян в лесостепное Подонье началось в римское время, что привело к образованию здесь серии археологических структур, очень пёстрых по своему этнокультурному облику, материальной культуре (рис. 99–120).

Впервые в лесостепном Подонье обнаружена керамика черняховской культуры. В Днепро-Донском междуречье черняховские памятники появляются во второй половине III века, однако массовое их распространение приходится на IV в. В это время они сосуществуют с киевскими поселениями позднего этапа. Наличие черняховской посуды и лепной, близкой к киевской, керамики свидетельствует о проникновении на Верхний Дон населения более западных территорий со второй половины III в. Именно в это время прекращают свое существование курганные некрополи сарматского облика, резко уменьшается количество поселений. Освободившуюся территорию начинают осваивать племена киевской культуры, которые в южных районах Верхнего Подонья частично смешались с местным населением.

Киевская культура в Липецкой области представлена поселениями и грунтовым могильником. Памятники всегда располагаются на первых надпойменных или же высоких террасах в виде групп, состоящих из нескольких небольших поселков. Керамический материал представлен преимущественно груболепными горшками с неровным обжигом и примесью крупного шамота в тесте (рис. 103). Кроме того, встречается и небольшое количество гончарной черняховской посуды.

Результаты поиска специалистами генетической подосновы этой группы памятников неоднозначны. В частности, А. П. Медведев и Р. В. Терпиловский связывают появление их здесь в результате миграции на восток киевской культуры, а А. М. Обломский, соглашаясь в целом с направлением миграции, усматривает в данном случае переплетение киевских и причерноморских раннечерняховских (позднеантичных) традиций. Но, в том и другом случаях наличие киевского импульса не оспаривается. Дальнейшие судьбы носителей этих комплексов пока не ясны. Обращает на себя внимание тот факт, что обосноваться здесь надолго им что-то помешало, на что указывает как слабая насыщенность культурного слоя, так и наличие вторично обожженной керамики, свидетельствующей о пожаре. Один из таких памятников (Хлевное 3) был обследован в 1990 г. А. З. Винниковым.

Пойма р. Воронеж заселялась и использовалась в хозяйственном плане практически на всем протяжении раннего железного века. Река Воронеж являлась также своеобразной контактной зоной племен леса и лесостепи (городецкая и среднедонская культуры), Днепровского и Донского бассейнов (культура сарматского времени и киевская).

Материалы первых веков нашей эры встречены в Липецкой области на многих памятниках, в их числе можно отметить городище у с. Верхнее Казачье, Ксизово, Замятино, клад у сс. Паниковец, Тюнино и многие-многие другие.

РАННЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ. Как уже было отмечено, первые протославянские и славянские племена в Подонье то появлялись, то исчезали на протяжении всего I тыс. н.э. В целом они были немногочисленны, так как эта территория пока еще продолжала оставаться под контролем кочевников. Собственно славянские материалы V–VII вв. на Верхнем Дону почти неизвестны. С полной уверенностью можно пока говорить лишь о единственном случае, когда в результате новостроечных исследований в зоне Матырского водохранилища были выявлены сосуды колочинской, культуры, датированный К. И. Комаровым VII в. н. э. (рис. 120). 

Боршевская (славянская) культура (VIII–Х вв.) выделена А. Н. Москаленко (рис. 121) по комплексу памятников у с. Борщёво и севернее г. Воронеж. Затем изучение их продолжил А. З. Винников (рис. 122). В Липецкой области эти памятники локализуются на сравнительно ограниченном участке – в бассейне нижнего течения р. Быстрая Сосна, т.е. в окрестностях г. Елец (рис. 123).

Наиболее же интенсивно славянскими племенами район Подонья начал осваиваться в VIII–X веках н. э. Это были племена так называемой боршевской культуры. Нам неизвестно самоназвание этого населения, в исторической литературе его называют «донскими славянами», которые ряд специалистов соотносят с вятичами (рис. 124). На северо-западе они граничили с племенами ранних вятичей (Тульская и Рязанская области), на западе – с носителями роменской культуры (Курская и Брянская области), на юге – с племенами салтово-маяцкой культуры.

Славянские поселения на Верхнем Дону представлены городищами и селищами. Размеры поселений невелики. Они состояли из одного – трёх дворов, расположены преимущественно по берегам рек. Некоторые из них возникают на скифских городищах, и в таких случаях жители использовали прежние укрепления. Вновь построенные городища, как правило, занимали мыс, с напольной стороны защищенный системой валов и рвов. Жилищами служили полуземлянки прямоугольной формы, стены которых были облицованы деревом. Отапливались они расположенными в углу печами-каменками.

Наиболее изучены два городища этого времени – Паженьское и Воргольское, расположенные в окрестностях г. Ельца. Они занимают высокие мысовые части берегов рек Пажень и Воргол. Со стороны плато городища защищены валами высотой до 3 м и глубокими рвами. На валах в древности возвышалась деревянная стена (рис. 125). На Паженьском городище отчетливо прослеживается въезд. Вероятно, на этом месте находилась надвратная башня.

Воргольское городище существовало в IX–X вв. Оно расположено на высоком (до 30 м) мысу левого берега р. Воргол, почти в центре с. Нижний Воргол. Размеры городища составляют 50х110 м.

Укрепления городища возводились в два этапа. Вначале была сооружена деревянная стена, засыпанная землей. Затем для большей прочности поверхность вала обмазали слоем глины. Впоследствии высота вала была увеличена за счет подсыпки земли. Перед сооружением вала была принесена строительная жертва, которая должна была обеспечить долговечность и надежность укреплений: в основании вала обнаружен череп лошади и амулеты.

Археологические раскопки позволили всесторонне изучить жизнь поселка. Многочисленные находки отражают различные стороны хозяйственной жизни: земледелие, скотоводство, рыболовство, охоту, уровень развития ремесла.

В восточной части городища исследовано святилище. В центре глинобитной площадки округлой формы диаметром 12 м возвышался деревянный идол. У его основания лежал череп лошади и наконечники стрел. В жертву языческому божеству славяне приносили предметы быта, украшения, орудия труда. Вокруг площадки горели культовые костры. Может быть, святилище было посвящено Сварогу – древнему первенствующему божеству неба и Вселенной. Возможно, что и название р. Воргол восходит к имени Сварога. Воргольское городище было важным культовым, административным центром округи и убежищем в период опасности.

Основу хозяйства донских славян – боршевцев составляло земледелие. На поселениях найдены сельскохозяйственные орудия, обгоревшие зерна пшеницы, ржи, ячменя, проса, гороха и бобов. Найдены также обломки жерновов и ямы для хранения зерна.

Племена боршевской культуры занимались также скотоводством, охотой, рыболовством, бортничеством.

Различные находки говорят о развитом ремесле (рис. 126), которое, в основном, имело домашний характер, как, например, гончарное. Посуду делали преимущественно женщины без гончарного круга. Керамику обжигали в домашних печах. Богатым был ассортимент посуды: кухонные и столовые горшки, миски, сковородки, противни, кружки, сырницы. Посуда перед обжигом часто украшалась орнаментом в виде оттиска веревочного штампа или вдавлениями пальца, ножа.

Однако, уже начинает развиваться специализация ремесла. В первую очередь это касается металлургии и металлообработки. Так, в одном из жилищ Воргольского городища обнаружена мастерская ремесленника – ювелира. В постройке были найдены его инструменты: сверло, долотца, иглы, а также заготовки и отходы производства.

Погребальные памятники боршевских племен представлены курганами, которые по внешнему виду не отличаются от остальных восточнославянских полусферических насыпей. Обряд погребения – трупосожжения на стороне. Кости помещались в глиняный сосуд – урну. Встречаются захоронения в погребальных камерах. Вокруг кургана возводилась кольцевая оградка (рис. 127).

У славян были прочные связи со своими соседями. Женщиной из финно-угорского мира утеряны на Воргольском городище бронзовые подвески с точечным орнаментом. Бронзовая хазарская серьга свидетельствует о контактах с этим государством. Об этом также свидетельствует находка наконечника копья салтово-маяцкой культуры (Хазарского каганата) в Задонском районе (рис. 128). О более отдаленных связях рассказывает позолоченная серебряная подвеска-амулет с изображением тотемного животного. Автор находки А.Д. Пряхин находит ей аналогии в скандинавских древностях. Обломок серебряной равноплечей скандинавской фибулы был найден на р. Воргол «в трещине скалы» в конце XIX века (рис. 129). Ныне она хранится в Эрмитаже. Фибула позолоченная, украшена изображениями фантастических животных. Необходимо отметить также, что торговый сухопутный путь из Волжской Болгарии в Киев проходил через земли донских славян.

Домонгольская и монгольская Русь

В состав Древнерусского государства территория нашего края входит, скорее всего, после похода князяСвятослава на вятичей, болгар и хазар в 964–966 гг.

Славянские поселения на Дону и Воронеже были покинуты в X–XI вв. Видимо, это было связано с набегами кочевников. Как раз в конце Х в. активизировались печенежские орды, и регион оказался на пути их продвижения.

Во второй половине XI – начале XII вв. Русь вступила в период феодальной раздробленности. Князья расширяли и устанавливали границы своих княжеств. Территория Липецкого края оказалась поделенной по р. Дон между Черниговской и Рязанской землёй. В это время она попадает в поле зрения летописцев. Елец и его округа упомянуты под 1146-1147 и 1156 годами. Однако достоверность этих сведений вызывает сомнения у исследователей, что вынуждает их обращаться к данным археологии.

Близ современного г. Ельца на Быстрой Сосне на рубеже XI – XII вв. возникает городок, известный у археологов как Лавский археологический комплекс, который изучал Н. А. Тропин. (рис. 130). Он был пограничной и сторожевой крепостью на границе между княжествами и половецкой степью (рис. 131) и являлся административным центром сельской округи. В состав комплекса входит городище площадью 1,2 га и неукрепленное селище-посад площадью до 25 га. Городище представляет собой прямоугольную площадку высокого (до 18 м) берега реки, укрепленную рвом и валом. Ядро вала сложено из глины, которое служило своего рода фундаментом, на котором были сооружены деревянные укрепления – стена, состоящая из срубов шириной в две малые сажени (одна малая сажень равна 142,3 см). К внутренней стороне стены примыкали «клети», оставлявшие единое целое с укреплениями. Перед валом был вырыт ров шириной до 5 м, глубиной 3 м.

Селище-посад имело усадебную застройку, уличную планировку. Многочисленные находки отражают различные стороны хозяйственной жизни города, свидетельствуют о разнообразном характере ремесла и торговых связях как с другими центрами Древней Руси, так и со странами Востока и Византией, о чём также свидетельствует и находка амфор на берегу Дона в Лебедяни (рис. 131). Гибель города в середине XIII в. связана с монголо-татарским нашествием.

Изученные поселения рассказывают нам и хозяйственной деятельности населения. Значительное место занимало сельское хозяйство и промыслы. Приречный характер расселения и плодородные черноземные почвы способствовали развитию пашенного земледелия. Об этом свидетельствуют находки сельскохозяйственных орудий, зёрен пшеницы, ржи, проса и др. культур, жернова (рис. 132). О развитии скотоводства свидетельствуют находки костей домашних животных.

Большую роль играли промыслы, в первую очередь, рыболовство. Надо отметить, что на всех исследованных памятниках в большом количестве встречены рыболовные крючки, глиняные грузила от сетей и костяные иглы для плетений сетей.

Важное место занимало ремесло. Практически на всех памятниках встречаются промышленные шлаки, в том числе и металлургические. На Лавском археологическом комплексе найдены железные крицы, имеющие форму дна сосуда. По всей вероятности, железо варили в горшках в обычных печах. Такой способ добывания железа является архаичным, однако, он применялся и в крупных городах.

Находки обломков литейных форм, льячек, ювелирных инструментов, матрицы для тиснения свидетельствуют о достаточной степени развития ювелирного производства (рис. 133). На всех раскопанных памятниках встречены отходы производства, заготовки, бракованные изделия и готовая продукция ремесленников-косторезов. Ткачество и прядение имели характер домашнего ремесла.

Важное место занимало производство керамики. Посуда изготавливалась на ручном гончарном круге, преобладали горшковидные сосуды, орнаментированные линейным и волнистым орнаментом (рис. 134–135). На донцах некоторых сосудов сохранились отпечатки гончарных клейм, которые можно считать знаками мастеров (рис. 136). Обжигалась керамика в гончарных горнах (рис. 137–138)

О развитой торговле свидетельствуют находки изделий из стекла: бусы и браслеты киевского производства; изделия из розового шифера, камня, месторождения которого находятся под г. Овручем. Янтарные бусы и перстни привозили из Прибалтики, а бусы из горного хрусталя и сердолика – из Средней Азии. Встречаются также изделия из византийского стекла (рис. 139). Частая находка – обломки амфор – больших сосудов, изготовленных в Северном Причерноморье и предназначенных для перевозки сыпучих и жидких веществ.

В целом же открытия археологов показывают, что край был освоен русским населением. Граница с половецкой степью проходила южнее устья р. Воронеж (рис. 140). А под защитой крепостей и лесов жили русские люди (рис. 141). Но случались и половецкие набеги. Об одном из них сообщает Никоновская летопись под 1156 г.: «…приходиша половци на Рязань на Быструю Сосну и, многих пленившие, идоша во своа; и не дошедшим им своим, оплошишася, погоня же за ними прииде на спящих и полон отполони и их изби».

В 1237-1238 гг. край был разорен татаро-монгольскими ордами хана Батыя. Большая часть поселений превратилась в пепелище. Однако же раскопки показывают, что вскоре жизнь возобновилась.

В исторической литературе прочно установилась точка зрения, согласно которой после монгольского нашествия на территории Подонья почти не осталось древнерусского населения. В подтверждение этой точки зрения обычно приводится цитата из «Хождения» митрополита Пимена в Царьград в 1389 г. Игнатий Смольянин, спутник Пимена и автор произведения так описывает начало плавания в верховьях Дона: «Бысть же сие путное шествие печално и унылниво, бяше бо пустыня зело всюду, не бе бо видете тамо ничтоже: ни града ни села; аще бо и быша древле грады красны и нарочиты зело видением места, точью пусто же все и не населено; нигде бо видете человека, точию пустыни велиа и зверей множество…»

Однако до середины XIV в. продолжается хозяйственное освоение территории. Возникают новые поселения, на многих уже известных селищах жизнь практически не прерывалась.

Социально-экономической ячейкой сельских сообществ является усадьба. Рассмотрим одну рядовую усадьбу, исследованную на поселении 1 у с. Аргамач-Пальна. Площадь ее около 500 кв.м. Она состояла из 2 жилых и 7 хозяйственных построек. Жилища представлены срубными наземными домами площадью 20-30 кв. м с погребами. Одна из построек сооружена деревянных опорах – «стульях». Перед началом строительства была совершена строительная жертва: под углом одного из домов обнаружен череп и челюсть лошади. Обычай принесения жертвы при возведении жилища в древности практиковался у многих народов и широко известен по этнографическим материалам.

Погребения умерших осуществлялось вытянуто на спине (рис. 142).

Печи были глинобитными, сооружались на деревянных опечках, расположены они в углу дома. Среди хозяйственных построек – летняя кухня, амбары, погреба. На другом берегу реки изучена часть производственного поселка, в котором изготавливали посуду. Изучена полуземляночная постройка и гончарный горн.

В это время происходит дальнейшая специализация ремесла. На поселении Каменное, например, исследована косторезная мастерская.

Большой интерес представляет производственный комплекс по производству керамики, раскопанный у хутора Полозово. Обращает на себя внимание размах производства. Исследована часть производственной постройки с тремя горнами для обжига готовой продукции и 11 ям для хранения белой привозной высококачественной глины. По конструкции горны были двухъярусными с опорным столбом («козлом») в центре. Нижняя, топочная, камера имела с стенках отверстия для подачи воздуха. В нижней части верхней, обжигательной камеры, где и располагалась готовая продукция, расположены «продухи», отверстия, по которым поступал горячий воздух (рис.137).

Интересно то, что посуда изготавливалась не из местной желтой, а из белой привозной глины. Причем запасы ее были достаточно велики. Судя по всему, гончарная мастерская снабжала посудой большую территорию.

Во второй половине XIV в. возникает Елецкое княжество. Его основателями были верховские князья (имеется в виду Верхняя Ока). Летописи упоминают первых князей: Федора и Юрия. Летописная история княжества не богата событиями. Но какие яркие это были мгновения! В 1380 г. дружины князя Федора принимают участие в Куликовской битве, в 1389 г. князь Юрий встречается с митрополитом Пименом, а в 1395 г. на его долю выпадает защита города от полчищ Тимура.

Это была одна из самых героических страниц в истории города, поэтому не удивительно, что появилось много легенд, связанных с этими событиями. Войска Тимура подошли к Ельцу летом 1395 г. Горожане во главе с князем Юрием отказались сдать город врагу. Силы были неравны, город был взят, его защитники перебиты. Тимур стал лагерем на противоположном берегу реки, чтобы передохнуть перед дальнейшей дорогой на Москву. Тем временем московский князь Василий Дмитриевич собирал войска. Он был не уверен в своих силах, и для поддержания духа своих воинов повелел перенести из Владимира в Москву икону Владимирской Божьей Матери, которая издавна считалась покровительницей Руси. 8 сентября в Москве встречали икону. И, согласно легенде, в это же время Тимуру снится сон: явилась к нему лучезарная дева во главе небесного воинства и повелела покинуть пределы Русского государства. В ужасе он проснулся, и вскоре его войско покинуло пределы Руси. А через некоторое время появилась икона Елецкой Божьей Матери, где Пресвятая Дева изображена так, как она явилась Тимуру. Конечно, это красивая легенда. На самом деле известия, полученные из его столицы, заставили завоевателя срочно повернуть назад (рис. 143).

В 1414 г. Елец был сожжен татарами, и княжество прекратило свое существование. Гибель Елецкого княжества в начале XV в. не случайное событие. С 1360-х гг. меняется внешняя политика Золотой Орды. Ордынцы постоянно разоряют окраинные русские земли, что и приводит к запустению, которое отмечают спутники митрополита Пимена.

В 80-х годах XV в. происходит качественный скачок в русской государственности: на смену Великому княжеству Московскому приходит Русское централизованное государство (Россия). Московский князь Иван III с достаточным основанием величает себя «государем всея Руси». Однако формирование государственной территории не было завершено, оно продолжается на протяжении XVI и XVII столетий. В это время в числе других территорий в состав России формально, а затем и фактически входит Центральное Черноземье (включая современную Липецкую область).

После распада Золотой Орды почти все земли Центрального Черноземья оказались в составе нового государственного образования, которое получило название Большая Орда. Процесс становления этого государства проходил в 30-60 гг. XV в. Ханы Большой Орды считали себя преемниками золотоордынских ханов. После разгрома в 1502 г. Большой Орды Крымским ханом Менгли-Гиреем хозяйственная деятельность татар здесь практически прекратилась. Для крымских татар эта территория стала своего рода «проходным двором». Неоднократные грабительские вторжения татар в пределы Московского и Рязанского княжеств проходили через территорию Центрального Черноземья, что в большой степени способствовало запустению этих земель, превращению ее в «Поле». Под термином «Поле» в то время понимались незаселенные лесостепные или степные земли, примыкающие с юга к русским крайним («украйным» или «украинным») городам.

О разорении и запустении этой территории свидетельствует итальянский путешественник А. Кантарини, который в 1476 г. проехал от Нижней Волги до Рязани. По его сообщениям, местные жители находились в постоянном страхе перед татарами, а степи, расположенные к югу и юго-востоку от Рязани и принадлежавшие татарам, оказались совершенно безлюдными.

Решение вопроса о том, в состав какого государства войдет Поле, решался на протяжении полутора столетий. Здесь тесно переплетались интересы и Русского государства, и Великого княжества Литовского, и Крымского ханства. На протяжении правления Ивана III, Василия III, Ивана IV и т.д. вплоть до Алексея Михайловича Россия то медленнее, то быстрее, неуклонно отодвигала свои границы все далее к югу, проводя целенаправленную политику по укреплению обороны своих южных рубежей.

Весь XVI, да и XVII век – это почти непрерывная череда вторжений Крымских татар (1507, 1512, 1514, 1517, 1521, 1541, 1552, 1555, 1571, 1572, 1591 гг. – это даты только наиболее крупных нашествий XVI в.). Все дороги татарских вторжений проходили, главным образом, по возвышенностям, по сухим водоразделам рек. Татары старались избегать переправ через реки, заболоченных мест, лесов, в крайнем случае ориентировались на броды.

Тогда же была отработана и тактика грабежа. Истоки ее корнями уходят в Золотую Орду. Широко известно описание ее, сделанное французским инженером Гийомом Бопланом. Автор пишет, что «татары вооружены саблею, луком и колчаном с18 и 20 стрелами; на поясе висит нож, огниво для добывания огня, шило и 5 или 6 сажен ременных веревок для вязания пленных». Каждый всадник обычно вел с собой двух свободных лошадей. При переправе через реки татары складывали снаряжение и одежду на легкий плот, привязывали его к лошади и преодолевали реку вплавь, держась за гриву лошади.

Достигнув заселенного района, татарское войско разделялось на отряды в несколько сот человек, которые поочередно отделялись от главных сил. Эти отряды, по словам Боплана, «рассыпаются по деревням, окружают селения со всех четырех сторон и, чтобы не ускользнули жители, раскладывают по ночам большие огни; потом грабят, жгут, режут сопротивляющихся, уводят не только мужчин, женщин с грудными младенцами, но и быков, коров, лошадей, овец, коз». Такие татарские отряды русские документы называли «загонщиками».

Главной целью любого набега был захват добычи: лошадей, скота, а главное, захват пленных, поэтому крупные татарские отряды стремились обязательно проникнуть в густонаселенные районы. Цены на полоняников зависели от качества полона, от спроса и предложения. Цена хорошего работника колебалась от 10 до 100 и более рублей. Цель набегов и определяла тактику. Стремясь захватить полон, а не территорию, татары избегали боевых столкновений, не оставались подолгу на одном месте, спешили уйти с добычей. Это был неприкрытый, страшный грабеж южных районов России.

Русское правительство, конечно же, принимает меры, чтобы оградить от вторжений свои южные земли, но они носят, в большей мере, оборонительный характер. Ежегодно весной русские полки выдвигаются к Оке. Но этого было явно недостаточно. Русские города и села отделялись от татарских кочевий сотнями километров степных и лесостепных пространств. Было ясно, что необходима организация разведки. 1541 г. датируется первая документально подтвержденная разведка. Однако до организации сторожевой службы еще было далеко.

50-е годы XVI столетия ознаменовались успехами Русского государства: в 1552 году было присоединено Казанское ханство, в 1556 году – Астраханское. На повестку дня становится борьба с Крымским ханством. С 1551 г. начинается последовательное строительство новых русских городов-крепостей на стыке украйны и Поля. Новые города (и основанные в полном смысле заново, и восстановленные на прежних местах, на старых городищах) наполнялись гарнизонами из числа мелких служилых людей. Вокруг них получали землю помещики – дети боярские, на службу «прибирались» казаки, стрельцы. Поблизости от этих городов возникали и заселялись крестьянами села и деревни. Таким образом, с начала 50-х гг. развернулся процесс неуклонного продвижения России в сторону Поля.

Одним из таких возрожденных городов стал Данков. Этот город упоминает немецкий дипломат и путешественник Сигизмунд Герберштейн, в первой половине XVI в. дважды посетивший Россию. Автор сообщает, что от этого города Дон впервые становится удобным для плавания, и что это древний разрушенный город. В 1523 г. русский посол Иван Морозов, турецкий посол Скиндер и сопровождавшие их рязанские казаки «клались в суды в Донкове». Видимо, в это время там периодически существовал временный поселок судостроителей.

Ставили город весной 1568 года служилые люди из Пронска и Михайлова под руководством воевод Владимира Курлятева и Бориса Серебряного, казачьих голов Григория Сидорова и Юрия Булгакова (Денисьева).

Данков быстро занял одно из ведущих мест среди городов южнорусской украйны. Весной 1569 г. в разрядной росписи городов «от польской украйны» он значится первым. Воеводами были посланы Никита Романович Одоевский и Андрей Васильевич Репнин.

Велика была роль города в организации сторожевой службы. Район наблюдения данковских сторож охватывал почти всю территорию современной Липецкой и частично Орловскую, Тамбовскую и Воронежскую области (рис. 144).

В 1613 г город выдержал осаду татар, а в 1618 г. был взят и сожжен войсками гетмана Петра Сагайдачного. Возродился Данков в следующем году, но на новом месте – на правом берегу р. Дон при устье р. Вязовни.

На протяжении 50–60-х гг. в пограничных городах постепенно складывается система сторожевой и станичной службы. Сторожа – это наблюдательный пост, состоящий из нескольких всадников, которые должны были ездить по небольшому, заранее намеченному участку взад и вперед, например, поперек татарской дороги. Смена сторож происходила через определенный промежуток времени.

Станицы – дозорные подвижные отряды, выезжающие из города в степь по заранее установленному маршруту и возвращавшиеся в город. В их обязанности входил и поджог степи.

В 1571 году во главе сторожевой службы становится князь Михаил Иванович Воротынский. Под его руководством был созван съезд представителей этой службы, составлен ее устав. В нем были установлены правила сторожевой службы на Поле, утверждены сроки и маршруты станичных разъездов, введены 4 общерусских сторожевых поста в южной степи. Государственная фиксация на Поле русских станичных маршрутов и установка там ежегодных крупных общероссийских сторож должна была закрепить и фактически закрепляла территорию Поля за Российским государством. Практически все Поле включалось с этого времени в зону действий российских сторож и станиц. Кроме четырех общероссийских сторож, был утвержден список сторож, устанавливаемых городскими воеводами. Наиболее густо была наполнена сторожами территория современной Липецкой области – 14 сторож, на которые, согласно «росписи», должен был посылать сторожей воевода г. Данкова.

Ранней весной 1571 года в сторону Крымского ханства был выслан отряд служилых людей под командованием князя Михаила Тюфякина и дьяка Матвея Ржевского. Отряд получил задание: осмотреть непосредственно на Поле точные места сторож западнее Дона, проверить пути станичных разъездов и сделать в конечных пунктах путивльских и рыльских станиц особые «признаки». Отряд успел выполнить большую часть задания. «Признаки» – выбитые топорами на коре деревьев кресты с датами и их именами. На восточную сторону Дона выезжал отряд под началом Юрия Булгакова и Бориса Хохлова. Таким образом была обозначена граница России. Это был хотя и односторонний, но важный политический акт Русского государства, которым оно заявляло о включении Поля в состав своей государственной территории.

Общероссийские сторожи на Поле, кроме чисто военных задач по предупреждению неожиданных татарских нападений на украйну выполняли важную политическую роль, закрепляя за Россией эту территорию.

В начале 80-х гг. сторожевая служба на Поле терпит ряд изменений: количество общерусских сторож сокращается с 4 до 2, что, несомненно, связано с хозяйственным разорением, переживаемым в то время Россией.

Последние полтора десятилетия XVI в., хронологически относящиеся к царствованию Федора Ивановича и началу царствования Бориса Годунова, ознаменовались большими политическими и экономическими успехами на юге. Хозяйственная разруха была преодолена, и возобновилось продвижение фактических границ на юг. Образовались Верховские княжества (рис. 145). В Поле возникает 8 новых городов (в их числе – г. Елец). Рядом с ними появляются постоянные сельские поселения: села, деревни. Край стал интенсивно заселяться (рис. 146–147). За счет земель Поля могли рассчитывать на расширение своих вотчин и поместий и крупные московские землевладельцы, и мелкопоместные дети боярские украйны. Запись на службу в новые города в качестве казаков, стрельцов, иногда – детей боярских, представляла активной части рядовых жителей украйны, включая крестьян, легальные возможности для поселения на новых местах, для повышения своего социального статуса.

Царский указ об основании г. Ельца до нас не дошел. Скорее всего, он был принят в начале 1592 г. Город решено было возобновить на старом Елецком городище – месте древнего Ельца, погибшего в первой половине XV в. Елец возникает как своеобразный ответ России на конкретное татарское нападение: летом 1591 г. татары Казы-Гирея поблизости от Елецкого городища форсировали Быструю Сосну. Строительство нового города должно было перекрыть татарам эту дорогу.

Устройство города поручалось воеводам князю Андрею Дмитриевичу Звенигородскому и Ивану Никитичу Мясному. В помощь воеводам выделялись дети боярские из Тулы и Рязани: их должно было быть 150 человек, но фактически пришло 90 человек. Основные строительные работы вели новые жители города и уезда. Непосредственно строительством руководил владимирский мастер городового дела Илья Катеринин.

Елецкая крепость была задумана как мощное оборонительное сооружение. Высота крепостных стен достигала 6 м, башен –12. Стена представляла собой последовательную цепь «тарасов» – срубов из дубовых бревен, засыпанных землей, и острога. Стены примыкали к боевым башням (их было запроектировано 9), которые были покрыты шатровыми тесовыми крышами. Длина городских укреплений составила 1670 м.

Возведение крепостных стен проходило в тревожной обстановке. Для охраны от внезапного набега врага были выставлены сторожи, служилые люди направлялись в дальние станицы (рис. 148). Летом 1592 г. были выставлены первые Елецкие сторожи, выехали для наблюдения за татарами первые станицы. В первый год своей новой жизни Елец поставил 9 сторож.

Однако в мае 1592 г. крымские царевичи Фети-Гирей и Бахты-Гирей незаметно для сторожевой службы прошли в верховья Дона. Они прошли мимо строящегося Ельца и тем же путем вернулись обратно. Строители крепости «сидели в осаде». Елец заселялся служилым и ремесленным людом.

Елецкая крепость имела мощное пушечное вооружение. На каждой башне было установлено по 1-2 пищали, которые могли встретить врага как чугунным ядром, так и картечью. О приближающемся неприятеле оповещал либо вестовой колокол, либо вестовая пищаль.

Крепость ни разу не была взята приступом или осадой ни при татарских набегах, ни во время междуусобиц смутного времени. Город был взят хитростью осенью 1618 г. войсками запорожского гетмана Петра Сагайдачного. Убедившись, что взять город приступом не удастся, запорожцы пошли на хитрость. Они сняли осаду и сделали вид, что отступают. Не очень искушенные в военных делах ельчане стали преследовать противника. Находившийся в засаде отряд казаков ворвался в беззащитный город. Город был сожжен и разорен. Елец был достаточно быстро восстановлен, но еже не в том виде, как раньше: мощность его укреплений значительно снизилась. Последний раз укрепления отстраиваются в 1682 г.

Возникновение г. Ельца явилось важным событием в истории закрепления территории Поля за Россией. Сразу же после основания города стал складываться Елецкий уезд.

Необходимо отметить еще один очаг хозяйственной активности, центром которого стал Романов-в-Степи, где располагались земли бояр Романовых. Постоянные поселения возникают здесь, скорее всего, на рубеже XVI-XVII вв. (рис. 149).

На 90-е гг. приходится устройство засек под Тулой, завершивших создание огромной «засечной черты». Засеки конца XVI в. защищали от татар исторический центр страны – Москву и Подмосковье.

В XVII в. продолжается строительство городов на Поле. В частности, 1613 годом датируется возникновение г. Лебедяни. Крепость была поставлена на высоком (30 м) берегу р. Дон при впадении в нее речки, получившей впоследствии название Городянки. С возникновением города связано множество легенд. Согласно одной из них после очередного татары гнали в полон русских девушек, но они предпочли смерть: бросились с крутояра в воды Дона, но не погибли, а превратились в белоснежных лебедей и торжествующими птичьими криками взмыли в небо. Отсюда и пошло название города. Конечно, это всего лишь красивая легенда. Лебедянский краевед П. Н. Черменский считал, что своим именем город обязан Великому озеру Лебединому, которое располагалось неподалеку и изобиловало утками, рыбой и белоснежными лебедями.

В 1618 Лебедянь была разорена войсками гетмана П. Сагайдачного, но вскоре вновь отстроена. Известно ее описание 1627-1628 гг. Крепость была срублена из дуба. Малый острог имел 5 башен, вооруженных пушками, внутри располагалась деревянная церковь, съезжая и воеводская изба, тюрьма, пороховой погреб, житница с хлебом. С западной и северной сторон к малому острогу примыкал большой острог длиной в 200 саженей. Здесь размещались кабацкая и таможенная избы, погреб 24 осадных двора, принадлежащих служилым людям. Из большого острога к Дону был устроен тайник (подземный ход). С запад и севера крепость окружал ров. У крепости находился небольшой посад, к которому примыкали слободы: Стрелецкая, Казацкая, Пушкарская.

С начала XVII в. все более ощущается основной недостаток сложившейся системы сторожевой службы: она предназначена для предупреждения о приближении врага, а не для отражения его ударов.

К 20-м годам XVII в. сторожевая служба проделала определенный путь развития. С возникновением городов на Поле были ликвидированы общерусские сторожи. Выросла роль отдельных городов в организации сторожевой службы. Сторожи теперь, главным образом, окружают города и уезды, а не стоят сплошной линией поперек степи, перегораживая татарские дороги. Руководить сторожевой службой из Москвы становится сложно – так далеко выдвинулись в степь русские города и села. Русские войска, выставляемые по традиции на Оке, оказываются в далеком тылу, почти не вступают с татарами в бой, теряют контакт с передовыми сторожами.

Таким образом, старая система защиты страны с юга, состоящая из сочетания укрепленных городов, сторожевой службы и расположения войск у Оки, перестает себя оправдывать.

Становится ясно, что необходима сплошная линия укреплений на пути татарских вторжений. Тем более, что севернее, в Тульских и Рязанских землях, существовали засеки, составляющие единую оборонительную линию. Свою роль сыграло и неудачное завершение русско-польской войны 1632–1634 гг., в значительной мере обусловленное татарскими вторжениями.

Поэтому в 1635 г. реально встал вопрос о строительстве укреплений поперек татарских степных дорог. Особенно интересен тот факт, что инициативу в этом важном для России деле проявило не правительство, а служилые люди – знатоки географических и социально-экономических особенностей Поля.

18 августа 1635 г. в Разрядный приказ были вызваны москвичи Г. Киреевский и М. Спешнев, которые прежде проводили описание земель на юге, и воронежец боярский сын И. Нос. Речь шла о строительстве еще одного нового города на Поле – Козлова. Однако приглашенные высказали соображение о необходимости возведения линии укреплений, перегораживающих пути татарских вторжений – только в этом случае будет по-настоящему закрыта дорога татарам. Их мнение было учтено.

Таким образом, 1635 г. – год строительства г. Козлова и сооружения Козловского вала, можно считать годом начала сооружения Белгородской черты, которая была полностью завершена к 1658 г. Надо отметить, что строительство велось при непрекращающихся набегах татар. И бывало, что строителям приходилось отражать атаки татарской конницы.

Белгородская черта создавалась как система разнообразных укреплений. Она включала в себя города-крепости, различные инженерные сооружения из земли и дерева, а также естественные препятствия для татарской конницы: леса, реки, болота. Она создавалась для предотвращения татарских вторжений, что и обусловило своеобразие и разнообразие инженерных решений на отдельных ее участках. Типы укреплений выбирались в соответствии с особенностями местности, характером почвы, стратегическим положением района, тактическими и техническими возможностями противника.

Сооружение Белгородской черты хронологически можно разделить на три этапа.

Первый этап датируется 1635–1645 гг. Для этого периода характерно строительство небольших по протяженности самостоятельных укрепленных линий поперек основных татарских степных дорог. Построены валы Козловский и Яблоновский поперек Ногайской и Изюмской дорог и города-крепости: Козлов, Яблонов, Усерд, Короча, Хотмыжск, Вольный, Костёнск, Ольшанск, Усмань (рис. 150–152).

Нас, конечно, в первую очередь интересует строительство г. Усмани, инициаторами которого выступили местные жители. Дело в том, что эта часть Воронежского уезда в 1643–1645 гг. сильно пострадала от татарских набегов. Некоторые села были совершенно разорены. Поставленные в 1643 г. надолбы к северу от Усманского леса не стали серьезным препятствием для татарской конницы. В конце 1644 г. служилые люди обратились в Разрядный приказ с предложением о строительстве города и земляного вала между р. Усманью и р. Воронежем. В январе решение было принято. Новые укрепления должны были преградить дорогу татарам через верховья р. Усмани в Воронежский, Лебедянский и Елецкий уезды.

25 февраля датируется официальный указ о построении на р. Усмани «жилого острога», а также других необходимых для обороны края укреплений. Руководителем строительства был назначен воевода Степан Михайлович Вельяминов. 1 июня 1645 г. город был заложен. Строительство велось до конца года. Одновременно в Усмани шел набор на службу казаков, стрельцов, пушкарей. Строительство крепости велось при непрекращающихся набегах татар. 4 августа строители города выдержали бой с крымскими и ногайскими татарами.

Крепость в плане представляла собой неправильный четырехугольник. Стены города были возведены в виде стоячего острога с обламами. Он был устроен из вкопанных в землю дубовых бревен, возвышался на 5 м. Сверху над стеной выступали срубленные из трех сосновых венцов обламы с бойницами. С внутренней стороны был устроен на столбах помост, на котором были положены заостренные колья для метания. Поверх обламов устроен покатый настил «скат», на котором лежали «катки» – тяжелые дубовые шестиметровые бревна, которые сбрасывали на врага.

По углам и посередине каждой стороны располагались башни. Две из них были проездными. Высота Большой проезжей башни достигала 19 м. На ней была установлена вестовая медная пищаль, и висел вестовой колокол. Высота глухих башен составляла 10–12 м. Остатки одной из таких башен были раскопаны в 2022 году А.Н. Голотвиным (рис.Вокруг города был выкопан ров шириной более 80 м, глубиной около 4 м.

Крепость была нежилой, там располагался только двор воеводы, приказная изба, церковь, дома церковного притча и т.п. Служилые люди жили в слободах, расположенных за пределами крепостных стен.

Второй этап строительства Белгородской черты датируется 1646–1653 гг. В эти годы русское правительство активизирует свои действия на юге. Заполняются пробелы, существующие между отдельными укреплениями. На новую укрепленную линию с 1646 г. выдвигаются полки дворянской конницы. Предпринимаются попытки управления боевыми силами на черте из одного пункта (Яблонов и Белгород). Правительство проводит милитаризацию существующего населения (крепостных крестьян переводят в положение приборных служилых людей – драгун). Построены города-крепости: Карпов, Болховец, Орлов, Новый Оскол, Коротояк, Верхососенск, Добрый, Сокольск, Урыв, Острогожск, перенесен новое место Белгород, насыпаны Карповский, Новооскольский, Усманский земляные валы. Татарские прорывы через черту вглубь страны практически прекращаются.

С 1646 г. начинается возведение Усманского вала. В 1646–1649 гг. был сооружен вал с земляными городками и деревянными башнями к северу и северо-западу от г. Усмани длиной около 20 км. В 1650 г. возведён вал восточнее города.

Речки и ручьи, расположенные по линии вала, загораживались «косым острогом» и рогатками, на песчаных и заболоченных местах ставили тарасы. В 6 м впереди вала ставились двойные надолбы.

Сооружение Усманского вала поставило на повестку дня вопрос о соединении усманских и козловских укреплений. Оба вала подходили к р. Воронеж, что предопределяло их соединение по реке, тем более что сама река и росшие по ее берегам леса, являлись естественными препятствиями для татарской конницы.

Но берега р. Воронеж уже были заселены, здесь располагались вотчины и поместья крупных и мелких феодалов. Правительство нашло выход в милитаризации крестьянского населения, в отписке их «на государя». Вотчинники взамен получали владения в других местах.

Так, указом от 14 января 1647 г. царь Алексей Михайлович «взял на себя» вотчину А. Н. Трубецкого в Лебедянском уезде у р. Воронеж. Там был создан новый уезд с центром в с. Соколье, где уже давно стоял небольшой острожек. В 1647 г. на его месте была построена деревянная крепость и село превратилось в г. Сокольск. Основные укрепления Сокольского уезда прошли по берегам р. Воронеж. На севере они примыкали к укреплениям еще одного нового уезда – Добровского.

Центром Добровского уезда стало село Доброе Городище, которое после сооружения крепости превратилось в г. Добрый. Уезд был создан в 1647 г. Ранее здесь располагались владения двух крупных московских монастырей – Новоспасского и Чудова.

Интересная ситуация сложилась к югу от Сокольского уезда. Там располагались земли И. Н. Романова, дяди царя, и правительство побоялось затронуть интересы этого влиятельного вельможи.

В 1648 г. к Сокольскому уезду были присоединены земли, расположенные к югу от вотчины И. Н. Романова, таким образом, уезд оказался разделенным на две части вплоть до 1663 г.

В 1653 г. сооружение Белгородской черты было в основном завершено.

Третий, завершающий, этап строительства укрепленной линии датируется 1654-1658 гг. Этот этап является, скорее, временем ее оформления в единое целое. Масштабы строительных работ резко сократились. Построен город-крепость Нежегольск и небольшие земляные валы. Весной 1658 г. в связи с формированием белгородского полка были окончательно определены края укрепленной линии, ее географические контуры. Белгород стал центром Белгородского полка и новой военно-административной единицы – Белгородского разряда, а укрепленная линия получила название Белгородской черты.

Мы видим, что история сооружения Белгородской черты охватывает более двух десятков лет. В результате героического труда населения южных окраин России, в условиях постоянной борьбы с татарами, при непрекращавшихся татарских вторжениях была возведена сплошная укрепленная линия из земли и дерева протяженность около 800 км, включавшая новые города-крепости и земляные валы. Это было замечательное инженерное сооружение, которое заслонило южные и центральные области России от грабительских набегов крымских татар и дало возможность освоить обширные территории плодородных земель. В конечном итоге все это способствовало укреплению военного и экономического могущества России.

На территории Липецкой области сохранился Усманский вал. Даже его оплывшие остатки выглядят величественно, напоминая потомкам об упорной и героической борьбе русского народа за свою родную землю.

До начала XVIII века экономическая специализация территории нынешней Липецкой области была, несомненно, сельскохозяйственная (главным образом аграрная), однако еще в период существования «Засечной оборонительной черты» (и, в частности, на территории нынешней Липецкой области), местными властями поощрялось развитие кустарных металлообрабатывающих промыслов. Для этого была создана группа казенных кузнецов. Их использовали при изготовлении городового оборонительного наряда, холодного и ручного огнестрельного оружия. В результате этого Романовский уезд к концу XVII века превращается в один из крупнейших металлургических центров Черноземного Юга, где впервые началась эксплуатация Липецко-Студеновского рудного поля. На рубеже XVII-XVIII веков происходит перерастание кустарных металлообрабатывающих предприятий в мелкие и средние металлургические заводы. В первой четверти XVIII века в Елецком уезде действовало до 20 таких металлургических заводов.

Первоначальное, аграрное освоение территории затронуло главным образом наиболее удобные в этом отношении территории по долинам. Однако уже к концу XVII века при экстенсивной системе земледелия помещики стали выселять часть своих крестьян из речных долин на свободные земли ближе к водоразделам. Так появились многочисленные «выселки», «дворики» и в безводных лощинах началось строительство первых искусственных прудов. Так завершилась сплошная колонизация нашей области.

В период царствования Петра Великого территория края выходит на новый уровень своего развития. Окончательно вытеснив кочевников, русское население начинает активно осваивать вновь приобретенные земли. Закладывая основу для создания мощного российского флота, и обеспечения армии император Петр I, создает в наиболее удобных с экономической точки зрения местах ряд промышленных предприятий. Так в 1703 году на берегу реки Липовка, неподалеку от места впадения ее в реку Воронеж, возникает рабочий металлургический поселок «Липские железоделательные заводы», который в последующем перерастет в крупный промышленный и административный центр – город Липецк. Однако еще раньше, начиная с 1696 года, после присоединения к России устья Дона, население, проживавшее на территории современной Липецкой области, было вовлечено в работы по подготовке так называемого «азовского отпуска» – инструментов, оружия, провианта, денег и плавательных средств, для удержания и освоения Приазовского края. Местом формирования азовских отпусков являлся город Воронеж. Используя разливы рек весной и осенью караваны судов спускались вниз по Дону к Азову. Поскольку обратно суда не возвращали, то каждый раз было необходимо строить новые транспортные средства. Судостроительные работы развернулись главным образом в верховьях реки Воронеж. Центром судостроения стал город Добрый (сейчас село Доброе). Таким образом, работы в значительной степени велась на территории нынешней Липецкой области. К 1701 году Адмиралтейский приказ получил задание на строительство «к вешней первой полой воде 1701 году без всякой оплошки» 20 стругов и 100 будар (струг – речное транспортное судно; будара – небольшое речное плоскодонное гребное судно, меньшее по размерам, чем струг, употреблявшееся для перевозки грузов). Несмотря на то, что для местного населения территории был характерен многолетний опыт судостроения (число добровских и елецких работников составляло 1500 человек), Адмиралтейский приказ прислал из Вологды и Тотьмы 14 плотников.

Помимо строительства судов необходимо было очистить русло реки Воронеж «от завальных деревьев» и «от рыбных ловель», для того, чтобы сделать его пригодным для судоходства.

Однако особую роль в освоении территории нынешней Липецкой области и ее экономическом становлении, несомненно, сыграло металлургическое производство. Как уже отмечалось ранее, еще до строительства Липских железоделательных заводов металлургия развивалась в Ельце и Романове. Так еще 1627 году в Романове насчитывалось 30 дворов принадлежавших мастеровым людям и кузнецам. Романовский железоделательный завод участвовал и в подготовке «азовских отпусков». Так 1700 году с него было отправлено в Добрый 500 пудов «железа прутового самого доброго мягкого».

В ряде документов, относящихся к 1703 году, указывается, что строительство новых «железных» заводов было начато в селе Липские Студенки. Однако Я. Е. Водарский в работе «Проблемы сущности, времени и места основания городов и возникновение города Липецка» приводит ряд доказательств того, что Липской завод и село Липские Студенки (вопрос также в том какие Большие или Малые) были разными населенными пунктами. Я. Е. Водарский пишет, что мастеровые (в большинстве своем «приезжие») заводов не получили земель села Липского, а занятая заводами и рабочим по-селком земля не считалась землей этого се-ла. Таким образом, село Липские Студенки хотя и было также как и завод, приписано к Адмиралтейству, продолжало существовать как самостоятельное «дворцовое» село. Такое положение его оставалось вплоть до вто-рой половины XVIII века, когда оно стало слободой города Липецка. Существование упомянутого выше села вблизи построенных позднее заводов подтверждает наше предположение о том, что Липские железные заводы были возведены рядом, а скорее всего, по обе стороны имевшейся и раньше дороги соединявшей города Козлов (сейчас город Мичуринск), и Воронеж. Дорога эта, являвшаяся также сухопутным трактом, соединявшим города Сокольск и Романов, проходила вблизи села Липские Студенки и монастыря «Паройская пустынь». Логично предположить, что строительство заводов должно было находиться вблизи надежного транспортного пути. Хотя река была основным путем, по которому доставлялась продукция заводов в город Воронеж, нельзя отрицать и необходимости существования сухопутных трасс для обеспечения нужд промышленного объекта. Отметим, что новое образование на карте петровской России было в первую очередь заводом, то есть промышленным, а не населенным пунктом. Тенденция к созданию подобного рода «городов-заводов» была свойственна периоду правления Петра I и последующим нескольким десятилетиям. Основание большого числа таких промышленных пунктов на Урале, превратило его в мощный горнопромышленный и металлургический район. В этом плане судьба Липецка схожа, пусть и возможно в меньших масштабах, с судьбой Екатеринбурга, место которому наметил построенный за два десятилетия до основания самого города Уктусский завод.

Итак, первым витком развития промышленности на территории Липецкой области было основание в 1703 году Липских заводов и образование при них рабочего поселка из мастеровых людей, переселенных сюда из разных «городов» (т. е. городов и уездов). Они считались «казенными», то есть состоящими на государственной службе, тогда как крестьяне села Липские Студенки (и других сел Романовского уезда) были «дворцовыми». Рассматривая причины образования промышленного центра, коим стал «город-завод» (хотя правильнее было бы назвать его «поселок-завод») Липские железоделательные заводы, имеет смысл обратиться к некоторым закономерностям размещения промышленных и населенных пунктов. Понятие «размещение» включает пространственные соотношения, взаимосвязи и распределение объектов. Но в первую очередь в основе лежит цель размещения, в данном случае производства и населенного пункта, связанного с ним. Целью основания Липских железоделательных заводов было, как уже отмечалось выше подготовка снаряжения армии и флота для будущих Азовских походов. Промышленным узлом в данном случае являлся город Воронеж, в котором были сконцентрированы крупные судоверфи, на которых кумпанства строили корабли. Для строительства и оснащения этих ко-раблей население близлежащих районов должно было заготавливать лес, пеньку, смолу и изготавливать кованый инвентарь. Вероятно, нехватка целенаправленных металлургических производств и побудила императора к повелению строительства Липских заводов. Причиной выбора места под строительство этого промышленного объекта был целый ряд предпосылок. Они проистекают из целей размещения производственного и населенного пункта и особенностей (как физико-географических, так и экономических) данного места. Здесь мы подходим к азбучным понятиям экономической географии – факторам размещения производства и транспортно-географическому положению как части экономико-географического положения. Приведем цитату из книги Л. Е. Рудакова «По следам легенд»: «железная руда, добываемая в изобилии по соседству, огромные лесные массивы, удовлетворявшие потребность в топливе для обжига руды; обильные запасы водной энергии в виде рек имевшие значительные бассейны водосбора. Перехваченные плотинами в искусно выбранных местах, эти реки становились источником самой дешевой энергии, на которой и работали «вододействуемые» железные заводы. Немаловажное значение имело также исстари распространенное в этих местах кустарное литейное производство». Таким образом, выше перечислены сырьевой и энергетический факторы, а также фактор трудовых ресурсов. Транспортный фактор, который не был упомянут, выразился в наличии крупной водной артерии – реки Воронеж, по которой продукция заводов переправлялась в город Воронеж. В более поздний период продукция завода отправлялась на подводах в Петербург.

Таким образом, в начале XVIII века город Воронеж оказывался промышленным узлом, с которым были связаны множество промышленных пунктов и центов, одним из которых были Липские железоделательные заводы, представлявшие собой специализированный центр многоотраслевого типа, в котором металлургическая отрасль дополнялась обслуживающими и сопутствующими ей производствами. Помимо этих заводов в относительной близости с ними располагался Боринский завод, и возведенный позднее Кузьминский завод. Кроме того, так называемое «рукодутное» производство железа, жжение древесного угля и кузнечное производство было известно в городах Романов и Сокольск расположенных один выше, а другой ниже по течению Воронежа от места постройки Липских железных заводов. Б. Дж. Гарнер в статье «Модели географии городов и размещение населенных пунктов» говорит о том, что в различных видах человеческой деятельности проявляется стремление к агломерации для извлечения тех выгод, которые обеспечивает экономичность укрупнения при условии, что разные отрасли хозяйства концентрируются в одном и том же месте («экономия масштаба»). Возможно, мы имеем право говорить о существовании в районе современного города Липецка некоего подобия агломерации, значительно позднее переросшей в единый городской организм.

 В этот период на территории области возникает мощный комплекс промышленных предприятий разного профиля, специализация которого хотя и была направлена на удовлетворение потребностей российской армии и флота, однако давала толчок для развития других не только сопутствующих отраслей.

В результате проведенной в 1708–1710 годах административной реформы территория современной Липецкой области вошла в состав Азовской губернии (в 1725 году переименованной в Воронежскую). В 1719 году губернии поделены на провинции: города Усмань и Демшинск с уездами вошли в состав Воронежской провинции, Добрый – в состав Тамбовской; Елец стал провинциальным центром, в состав его вошли Чернавск, Талецк, Данков, Лебедянь с округами; особый статус имели города Сокольск, Белоколодск, Романов, приписанные к Липецким заводам и отнесённые к Бахмутской провинции; ряд населенных пунктов на севере и северо-востоке Липецкого края, в том числе крепость Раненбург относились к Козловскому и Ряжскому уездам (Тамбовская провинция).

В течении всего XVIII века на территории нынешней Липецкой области происходит окончательное формирование системы расселения. А к началу XIX века в её пределах возникло около 90% ныне существующих поселений. Последующие трансформации сложившейся системы расселения были связаны с изменениями, обусловленными развитием железнодорожного транспорта, ростом численности населения, урбанизацией.

***

К археологическим материалам нашего края интерес проявляли очень многие учёные, сотрудники музеев, краеведы, любители истории, такие как С. Д. Нечаев-Мальцев, М. М. Стахович, Н. А. Ридингер, И. И. Уклеин, Н. Н. Муравьёв-Карский, А. А. Пупарев, П. М. Ерёменко, А. Н. Норцов, Л. Б. Вейнберг, И. И. Дубасов, С. Н. Замятнин, М. П. Трунов, А. Н. Москаленко, П. Д. Либеров, В. П. Левенок, В. И. Матвеева, Р. Ф. Воронина, Л. М. Тарасов, А. Д. Пряхин, А. З. Винников, А. Т. Синюк, М. И. Гоняный, А. П. Медведев, Н. А. Тропин, А. Ю. Клоков, А. М. Обломский, И. А. Козмирчук, И. Е Бирюков, А. Н. Голотвин, А. В. Ерохин, Н. Е. Чалых, Е. И. Гак, М. В. Ивашов, Г. Л. Земцов, Р. В. Смольянинов и многие-многие другие.

***

Основная часть представленных в разделе рисунков выполнена Е.Н. Мельниковым, а снимки археологических находок выполнены преимущественно указанными выше исследователями и известным мастером фотографического искусства С. Белых

 

Дополнительная литература

Багалей Д. И. Очерки из истории колонизации и быта степной окраины Московского государства. М.: Университетская типография (М. Катков) на Страстном бульваре, 1887. – 633 с.

Бессуднов А. Н., Захарова Е. Ю. В поисках древностей забытого урочища : о находках и легендах окрестностей Задонска. – Тула: Гриф и К, 2012. – 260 с.

Бессуднов А. Н., Мельников Е. Н., Земцов Г. Л., Смольянинов Р. В. Древнейшая история Липецкого края. – Тула : Гриф и К., 2010. – 460 с.

Бессуднов А. Н., Захарова Е. Ю. В поисках древностей забытого урочища: о находках и легендах окрестностей Задонска. Тула: Гриф и К°, 2012. – 260 с.

Медведева М. В., Соболев В. Ю. Археолог Владимир Нилович Глазов // Археологические вести. – Вып. 20. СПб, 2014. С. 395.-426.

Вантит: Изучение микрорайона памятников у северной окраины г. Воронежа. Выл. 1, 2. / А. Д. Пряхин, В. И. Беседин, Ю. Д. Разуваев, И. Е. Сафонов, М. В. Цыбин. – Воронеж, 1997. – 44 с.

Васильев И. Б., Синюк А. Т. Энеолит восточно-европейской лесостепи. (Учебное пособие к спецкурсу). Куйбышев, 1985. – 118 с.

Винников А. З. Славяне Лесостепного Дона в раннем средневековье VIII-нач. XI веков. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1995. – 166 с.

Винников А. З. Славяне на Верхнем Дону в конце I тыс. н.э. // Елец и его окрестности / Тез. докл. научн. конф. – Елец, 1991. – С. 108– 110.

Винников А. З. Славянские курганы лесостепного Дона. Воронеж, 1984. – 192 с.

Винников А. З. Юго-восточная окраина славянского мира в VIII – нач. XIII вв. (Животинное городище на р. Воронеж) / А. З. Винников. – Воронеж : Кварта, 2014. – 396 с.

Винников А. З., Синюк А. Т. Дорогами тысячелетий: Археологи о древней истории Воронежского края. – 2-е изд., испр. и доп. Воронеж, 2003. – 280 с.

Винников А. З., Синюк А. Т. По дорогам минувших столетий. Воронеж: Центрально-Черноземное изд-во, 1990. – 319 с.

Винников А.З. Славяне лесостепного Дона в раннем средневековье (VHI – начало IX века) / А. З. Винников. – Воронеж, 1995, – 168 с.

Воронина Р. Ф. Сарматский могильник у с. Ново-Никольское // КСИА. 1982. №170.

Голотвин А. Н. Археологические раскопки «Усманского земляного вала» Белгородской черты // Археология восточноевропейской лесостепи: сборник научных статей международной науч.-практ. Конференции, посв. 80-летию со дня рождения А. Г. Николаенко (г. Белгород, 14–16 декабря 2017 года) / отв. ред. В. А. Сарапулкин. Белгород : ИД «Белгород НИУ «БелГУ», 2018. – С. 113–134.

Голотвин А. Н. К истории археологического изучения Козловского и Усманского участков Белгородской черты // Верхнедонской археологический сборник / Отв. ред. А. Н. Бессуднов. – Вып. 7. Липецк: ЛГПУ, 2015. – С. 222-239.

Голотвин А. Н. К истории археологического изучения Козловского и Усманского участков Белгородской черты // Верхнедонской археологический сборник / Отв. ред. А. Н. Бессуднов. – Вып. 7. Липецк : ЛГПУ, 2015. – С. 222–239.

Голотвин А. Н. К истории археологического изучения Липецкой области: работы П. С. Ткачевского в Усманском районе // Верхнедонской археологический сборник / Отв. ред. А. Н. Бессуднов. – Вып. 11. Липецк : ЛГПУ имени П. П. Семенова-Тян-Шанского, 2019. – С. 452–467.

Голотвин А. Н. Северо-восточный фас Белгородской черты (некоторые итоги и проблемы археологического изучения) // V (XXI) Всероссийский археологический съезд [Электронный ресурс]: сборник научных трудов / отв. ред. А. П. Деревянко, А. А. Тишкин. Барнаул, 2017. – С. 266–267.

Голотвин А. Н. Усманский участок Белгородской черты XVII века (результаты натурного обследования) // Труды IV (XX) Всероссийского съезда в Казани. Т. 3. Казань: Отечество, 2014. – С. 584–589.

Голотвин А. Н., Чалых Н. Е. Археологическое обследование Белгородской черты: город-крепость Белоколодск // Археологическое наследие. 2018. №1. – С. 116–132.

Доно-волжская абашевская культура / А. Д. Пряхин, В. И. Беседин, Е. Ю. Захарова, А. С. Саврасов, И. Е. Сафонов, Е. Б. Свистова. – Воронеж, 2001. – 172 с.

Ефименко П. П. Первобытное общество. Киев, 1953.

Жирова И. А., Голотвин А. Н., Новосельцев А. В. Усадьба Скорняково: исторический аспект и опыт применения методов археологического исследования главного дома // Исторический квартал. – Вып.1. Липецк, 2011. С. 58–69.

Загоровский В. П. Белгородская черта. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1969. –304 с.

Загоровский В. П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVII веке. – Воронеж: ВГУ, 1991. – 272 с.

Задонский Н. А. Жизнь Муравьева. Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1966. – 444 с.

Захарова Е. Ю. Исследование древностей Задонского уезда во второй половине XIX – начале ХХ века // Верхнедонской археологический сборник. Отв. ред. А. Н. Бессуднов. – Вып. 4. Липецк: ЛГПУ, 2009. – С. 261–271.

Захарова Е. Ю. Вклад Донской (Лесостепной скифской) экспедиции ИИМК (ИА) АН СССР в изучение и сохранение археологического наследия Центрального Черноземья в России // Верхнедонской археологический сборник. Отв. ред. А. Н. Бессуднов. – Вып. 7. Липецк: ЛГПУ, 2015. – С. 142–150.

Захарова Е. Ю. История археологии Центрального Черноземья России (последняя четверть XVIII в. – 1970-е гг.). Дисс…д.и.н. Воронеж, 2015. 534 с.

Захарова Е. Ю. Направления деятельности ИАК по археологическому изучению Центрального Черноземья России // Верхнедонской археологический сборник. Отв. ред. А. Н. Бессуднов. – Вып. 6. Липецк: ЛГПУ, 2014. – С.13.

Захарова Е. Ю. Первый опыт составления археологической карты Воронежской губернии (исследование В. Н. Майнова) // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: история, политология, социология. 2013. № 1. – С. 102–105

Захарова Е. Ю., Бессуднов А. А. Работа со случайными находками как направление деятельности ИАК (по материалам Воронежской губернии) // Верхнедонской археологический сборник. Отв. ред. А. Н. Бессуднов. – Вып.6. Липецк: ЛГПУ, 2014. – С. 36.

Земцов Г. Л. Липецкий край в III–V веках. – Тула: Гриф и К, 2012. – 200.

Ивашова Н. Д. Археологические исследования города Романова // Археологические открытия 2009 года в Липецкой области. Липецк : «Кватро», 2010. А – С. 11.

Иншакова А. В., Голотвин А. Н. Археологические раскопки Усманского вала Белгородской защитной черты // Археологические исследования в Центральном Черноземье 2019. Липецк, Воронеж: Полиграфическое издание «Новый взгляд», 2020. – С. 176–181.

Клоков А. Ю. Из истории археологических исследований Верхнего Дона (по материалам Липецкого областного краеведческого музея) // Теория и методика исследований археологических памятников лесостепной зоны / Тез. докл. научн. конф. – Липецк, 1992. – С.86–88.

Клоков А. Ю. М. П. Трунов. Биографический очерк. Записки. Вып. II. Липецк, 1999. – С. 161–178.

Клоков А. Ю., Найдёнов А. А. Данков. Древний город на Верхнем Дону. – Липецк: Липецкое областное краеведческое общество, 2016 – 192 с.

Клоков А. Ю., Найдёнов А. А., Найдёнова Е. А. История Липецкого края. Учебное пособие. – Липецк: Липецкое областное краеведческое общество, 2020 – 464 с.

Княжинский Б. П. Очерки по истории Усманского края. Липецк, 1995. – 272 с.

Кошелев В. И. Городок Орлов и его военная зона в XVII веке // Известия Воронежского государственного педагогического института. – Воронеж, 1950. – Т. 12. – Вып. 1. С. 87–144.

Кривошеин Н. В., Рыжков Ю. А. Петр Николаевич Черменский: жизнь и деятельность выдающегося краеведа. – Москва: «Древлехранилище», 2011. – 315 с.

Кучкин В. А. Летописные рассказы о слободах баскака Ахмата // Средневековая Русь. Вып. 1., Москва., 1996. – С. 5–57.

Левенок В. П. Долговская стоянка и ее значение для периодизации неолита на Верхнем Дону // МИА СССР, № 131. Вып. V. – Москва – Ленинград, 1965. – С. 223–251.

Левенок В. П. Ново-Никольский могильник сарматского времени на Верхнем Дону // КСИА.1973. № 133. – С. 86–93.

Левенок В. П., Миронов В.Г. К вопросу о новом районе городецкой культуры на Дону // СА – 1976. – № 2. – С. 15–32.

Линии роста. Памятники историко-культурного наследия пограничья России XVI–XVII вв. / К.И. Могилевский и др. Москва: Кучково поле, 2022. – 388 с.

Липецкая энциклопедия в 3-х томах. Т.1–3. Липецк, 2001

Липецкий курган – памятник элиты доно-волжской абашевской культуры: монография / А. Н. Голотвин и др. – Липецк, Воронеж: Полиграфическое предприятие «Новый взгляд», 2016. – 160 с.

Марков Евгений Львович и его краеведческие очерки о Воронежском крае / Сост. А.В. Бережной, Т.В. Бережная. Воронеж: Научная книга, 2007. 348 с.

Матвеева Валентина Ивановна (1931–1987) // Институт археологии: история и современность. Сборник научных биографий. Под ред. В.И. Гуляева. М.: Институт археологии РАН, 2000. – С.162.

Медведев А. П. Сарматы в верховьях Танаиса / А. П. Медведев. – М. : Таус, 2008. – 252 с.

Медведев А. П. Сарматы и лесостепь (по материалам Подонья).-Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990. – С.

Медведев А. П. Ранний железный век лесостепного Подонья: Археология и этнокультурная история I тысячелетия до н.э. / А. П. Медведев. – М.: Наука, 1999. – 160 с.

Медведев А. П., Акимов Д. В., Березуцкий В. Д., Бессуднов А. А., Бессуднов А. Н., Винников А. З., Захарова Е. Ю., Зиньковская И. В., Цыбин М. В. Археология Центрального Черноземья (Дон). Воронеж: Изд.– полиграф. Центр «Научная книга», 2022. – 392 с.

Медведев А. П., Сафонов И. Е., Матвеев Ю. П. Сарматское «княжеское» погребение в кургане у г. Липецка // РА – 2008. – № 4. – С. 97–107.

Медведева М. В., Соболев В. Ю. В. Н. Глазов и его исследования на Северо-Западе России // Верхнедонской археологический сборник. Отв. ред. А. Н. Бессуднов. – Вып. 7. Липецк: ЛГПУ, 2015. С. 163–178.

Мизис Ю. А. Белгородская и Тамбовская черта как часть территории южнорусского фронтира // Белгородская черта. Сборник статей и материалов по истории Белгородской оборонительной черты. Вып. 3. Белгород : КОНСТАНТА, 2018. С. 83–87.

Мизис Ю. А. Воевода Московского царства (Р. Ф. Боборыкин на государевой службе). Тамбов: ОАО «Издательский дом «Мичуринск», 2012. –368 с.

Морев Л. А. Раскопки Н. Н. Муравьёвым-Карским курганов близ села Скорняково Задонского уезда Воронежской губернии: обстоятельства проведения и место в историческом контексте // Верхнедонской археологический сборник. Отв. ред. А. Н. Бессуднов. – Вып. 6. Липецк: ЛГПУ, 2014. – С. 37–54.

Москаленко А. Н. Славяне на Дону (Боршевская культура). – Воронеж: Изд-во ВГУ, 1981. 

Мухина С. Л. Архивы С. Д. Нечаева, поэта, писателя, историка и археолога // Записки. Вып. II. Липецк, 1999. С. 54–62.

Неолит Северной Евразии // Археология СССР. М.: Наука, 1996 – 379 с.

Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века: монография. М–Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1948. – 448 с.

Норцов А. Н. Историко-археологическая карта Тамбовской губернии // Известия ТУАК. Вып. 50. Тамбов: Типография губернского правления, 1905. С. 59–100.

Норцов А. Н. Тамбовская и Козловская сторожевая черта // Известия ТУАК. Вып. 44. Тамбов: «Типография губернского правления», 1900. – С. 134–153.

Обломский А. М. Этническая ситуация в лесостепном Подонье в позднеримское время // Тр. VI Международного конгресса славянской археологии. М., 1997. Т.1.

Обломский А. М. Верхнее Подонье в V в. н.э. как часть гуннской державы // Археологическое изучение Центральной России. Липецк, 2006. С. 238–242.

Обломский А. М., Томашевич Т. В. О контактах позднезарубинецкого населения водораздела Днепра и Дона с сарматами Подонья // КСИА. 1993. № 207.

Обломский Андрей Михайлович // Институт археологии сегодня. Под ред. А.В. Кашкина. М.: Институт археологии РАН, 2000. С. 130.

Острая Лука Дона в древности. Замятинский археологический комплекс гуннского времени – Раннеславянский мир. Вып. 6. Москва: ИА РАН, 2004. – 330 с.

Острая Лука Дона в древности. Археологический комплекс памятников гуннского времени у с. Ксизово (конец IV–V в.) – Раннеславянский мир. Вып. 16. Москва: ИА РАН, М., 2015. – 600 с.

Очерки археологии лесостепного Подонья в эпоху голоцена: монография / И. В. Федюнин и др.; отв. ред. И. В. Федюнин. – Воронеж: Издательско-полиграфический центр «Научная книга», 2021. – 852 с.

Палеолит СССР. Археология СССР в 20 томах. М.: Наука, 1984.

Папков А.И., Петрухинцев Н.Н., Хитров Д.А. Белгородская черта : история, фортификация, люди – Рыбинск : Медиарост, 2020. – 264 с. : ил.

Перечень поручений Президента РФ В. В. Путина Пр-619, п.3 от 2 апреля 2020 года по итогам встречи с представителями общественности в городе Усмани Липецкой области, состоявшейся 22 января 2020 года.

Попова Т. Б. Племена катакомбной культуры. Тр. ГИМ. – Вып. 24. М., 1955. – 180 с.

Поселения срубной общности. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1989. – 200 с.

Пряхин А. Д. Абашевская культура в Подонье. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1971. – 214 с.

Пряхин А. Д. Археология … Наследие. – Воронеж: Центр. – Чернозем. кн. изд-во, 1990.

Пряхин А. Д. Мосоловский поселок эпохи поздней бронзы. -Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та. – Вып. 1., 1993. – 104 с.

Пряхин А. Д. Население срубной культуры на Верхнем и Среднем Дону // Из истории Воронежского края: Тр. Воронеж. ун-та. Воронеж, 1978, Т. 64.

Пряхин А. Д. Поселения абашевской общности. – Воронеж: Изд-во ВГУ, 1976– 168 с.

Пряхин А. Д. Поселения катакомбного времени лесостепного Подонья. – Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та., 1982 – 160 с.

Пряхин А. Д., Беседин В.И. О выделении воронежской культуры эпохи бронзы // СА. – 1988. – № 3. – С.21–35.

Пятьдесят полевых сезонов археологов Воронежского университета. Археология восточно-европейской лесостепи. Вып. 10. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1997. – 180 с.

Российская крепость на южных рубежах. Документы о строительстве Ельца, заселении города и окрестностей в 1592–1594 гг. / Предисловие А. Д. Пряхин. Подг. текста и комментарии В. Н. Глазьев, А. В. Новосельцев. Вступит. ст. В. Н. Глазьев, Н. А. Тропин. – Елец: Елецкий государственный университет, 2001. – 274 с.

Синюк А. Т. Бронзовый век бассейна Дона. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1996. – 352 с.

Синюк А. Т. Население бассейна Дона в эпоху неолита. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1986. – 180 с.

Синюк А. Т. О связях населения лесостепного Дона, Поволжья и Прикаспия в мезолите – бронзовом веке // Археологические культуры Северного Прикаспия. Межвуз. сб. научн. тр. – Куйбышев: Изд-во Куйбышев. педин-та, 1988. – С.189–204.

Синюк А. Т. Репинская культура эпохи энеолита-бронзы в бассейне Дона // СА, 1981, № 4. – С. 8–19.

Смольянинов Р. В. Ранний неолит Верхнего Дона: монография. – Липецк, Саратов : Десятая Муза, 2020. – 400 с.

Синюк А. Т., Клоков А. Ю. Липецкое поселение Липецкое Озеро. Липецк: Липецкое издательство, 2000. – 160 с.

Спиридонова Е. А. Эволюция растительного покрова бассейна Дона в верхнем плейстоцене–голоцене (верхний палеолит–бронза). М., 1991. – 221с.

Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время // Археология СССР. М., 1992.

Судостроение и металлургия в Липецком крае: История. Традиции. Современность. – Липецк: НПО «ОРИУС» – 208 с.

Тарасов Л. М. Гагаринская стоянка и ее место в палеолите Европы. – Ленинград: Наука, 1979. – 167 с.

Третьяков В. П. Неолитические племена лесной зоны Восточной Европы. Ленинград: Наука, 1990. – 196 с.

Тропин Н. А. Елецкая земля ХII–XIV вв. Елец : ЕГПИ, 1999. – 147 с.

Тропин Н. А. Сельские поселения ХII-XV веков южных территорий Рязанской земли : Монография / Н. А. Тропин; Елец. гос. ун-т им. И. А. Бунина. – Воронеж: Изд-во ВГУ, 2004. – 264 с.

Тропин Н. А. Южные территории Чернигово-Рязанского порубежья в ХII–XV вв. Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2006. – 368 с.

Хрестоматия по истории Липецкого края / Сост. А. Ф. Мартынов, В.Б. Поляков [и др.], ред. Л.И. Земцов [и др.]. – Липецк, 2004.

Человек и мамонт в палеолите Европы. Часть II: Днепро-Донская историко-культурная область. Памяти Михаила Васильевича Аниковича : Коллективная монография. – СПб. : Ars longa, 2019. – 388 с.

Черных Е. Н., Кузьминых С. В. Древняя металлургия Северной Евразии. М.: Наука, 1989.

Чубур А. А., Клоков А. Ю. Находки позднечетвертичной фауны на территории Липецкой области (перечень на 1992 год) // Теория и методика исследований археологических памятников лесостепной зоны. Липецк, 1992. – С. 100–113.

Чуистова Л. И. Древнейшее население Тамбовщины / отв. ред. Н. Я. Мерперт. Тамбов, 1982. – 114 с.

Юров С. Д. Город Романов-в-Степи и его округа. – Липецк, 2014

Эпоха бронзы лесной полосы СССР. Археология СССР в 20 томах. М.: Наука, 1987.